вторник, 26 июня 2012 г.

Дым сигарет


Вейся, вейся сизый дым сигареты,
Трепещи на ветру огонек.
Пусть моих нескладных куплетов
Рассказать я тебе не смог,
Пусть все так же холодны взоры,
Как седую вечность назад,
Пускай наших ночных разговоров
Неизящен и прост маскарад.
Я не буду просить пощады,
Я не сдамся, пусть шанса нет.
Мне не нужно другой награды...
Вейся, дым моих сигарет.

Забытое


Вы когда-нибудь задумывались, что скрывается в пыльных коробках на антресолях, в темных углах чердаков или среди забытого в кладовых хлама? Пауки? Да, пауки - это неприятно, но, возможно, среди кучи барахла может родиться что-то намного страшнее пауков. Что-то злое на весь мир. Что-то одинокое. Что-то забытое. Что-то желающее мести и имеющее возможность ее осуществить.
Как часто вы слышали, как что-то со стуком падает на антресолях, которые вы не открывали уже очень и очень давно? Как часто вы списывали тихий, почти неслышный шорох из кладовой на грызунов? Сколько раз, лежа ночью в своей теплой постели, сквозь дрему вы слышали осторожные, крадущиеся шаги на чердаке?
Вещи имеют память. Так говорили еще столетия назад. А в любой сказке, как известно, есть доля правды. Как вы думаете, что чувствует вещь, оставленная в самом дальнем углу кладовки? Что она помнит? Как хозяева, некогда пользующиеся ей, бросили ее, забыли, оставили гнить и покрываться пылью.
Простой вопрос - вы бы не обиделись на ее месте? Не воспылали бы жаждой мщения? Когда боль и обида забытой вещи достигают апогея - что-то рождается. Оно пока слабо и немощно, как любой новорожденный. Оно вынуждено скрываться и осторожничать. Но поверьте, оно вырастет.
Разве, сидя спиной к дверному проему, вы никогда не ощущали, что за вами наблюдают? Может быть пара, может быть восемь, может быть несколько десятков внимательных глаз. Думаете то мерзкое чувство, заставляющее вас перед сном укрываться одеялом с головой, возникает из ниоткуда?
И потом, все эти странности так раздражают. Одно дело, когда ваше имя вдруг забывает полузнакомый человек, но совсем другое - друг, с которым вы знакомы уже не один десяток лет. Он краснеет и извиняется, искренне недоумевая, что же с ним произошло. Но что-то произошло не с ним. И даже не с вами. Просто что-то, рожденное забытым, наконец выросло.
Кто-то мудрый сказал - мы живы, пока нас помнят. Первый тревожный колокольчик прозвонит для вас, когда с ужасающим постоянством такие знакомые вам люди начнут забывать ваше имя, иногда даже ваше лицо.
Второй колокольчик затрепещет, когда, позвонив своей девушке вы услышите в ответ холодное - “Кто это? Вы ошиблись номером.” и короткие гудки.
Наконец, третий и последний тревожный колокольчик прозвонит, когда вам перестанут приходить счета за коммунальные услуги и люди не будут помнить вас дольше пары секунд. Теперь вы один на один. Вы и что-то забытое. Что-то, упивающееся своей изящной местью.

Очерк: Надежда


Он был из тех редких людей, для кого слова “надежда умирает последней” не были пустым звуком. Какой бы безвыходной ни была ситуация - он не сдавался, пока оставался хотя бы призрачный шанс добиться успеха. Пока вообще был возможен успех.
Пожалуй, если бы он когда-нибудь безнадежно влюбился, то продолжал бы бороться за свою возлюбленную до конца дней своих. Его не остановило бы ее показное равнодушие, ее рассказы про другого, с которым она хорошо проводит время. Он продолжал бы надеяться даже когда она шла бы под венец. Так ярко, так красочно представляя себе образы, которым не суждено сбыться: вот сейчас она развернется и сбежит к нему, в его объятия. Наверное он продолжал бы надеяться и позже.
К счастью, он никогда не влюблялся. Ни безнадежно, ни удачно. Никак.
Не удивительно, что с таким упорством, он стал хорошим военным врачом. Судьба бросала его в самое пекло, где цена человеческой жизни - пуля. Он выживал. Выживал сам и вытаскивал с того света раненых. Он был отличным врачом.
Он умер таким-же упорным, когда, пригнувшись от свистящих над головой пуль, с хрустом вгрызающихся в кирпичные стены, тащил раненого солдата в окоп. Шальная пуля впилась не в холодный кирпич, а в живую плоть, перебив ему позвоночник.
Он упал, но продолжал ползти, таща за собой раненого. Подтягиваясь, чуть ли не зубами впиваясь в изрытую сапогами землю, он дополз до окопа. Он умер, лежа на краю, уставившись потускневшими глазами в хмурое небо. Он был хорошим врачом. Он был...

Тик-так


Тик-так...
Стрелки часов на стене размеренно отмеряют секунду за секундой.
Тик-так...
Циферблат словно залит кровью в пламени этого алого заката. Вечные сумерки. Это солнце никогда не скроется за изломанной линией горизонта. Никогда на это грязное серое небо не взойдет луна.
Тик-так...
“Время уходит”. Эта фраза приобретает здесь новый, зловещий смысл. Куда же, черт возьми, уходит время? Сюда, ко мне. В эту комнату с картинами на потрепанных обоях. В этот маленький театр одного зрителя. В мой персональный уютный ад.
Тик-так...
Портреты на стенах ухмыляются с привычным сарказмом. Кто все эти люди в черных фраках, со старомодными прическами и франтоватыми моноклями на цепочках?
Тик-так...
Почему на каждом портрете есть одна общая деталь? За спинами напыщенных кавалеров и изящных дам - часы. Одни и те же часы на каждом портрете. Старинные, потрепанные временем. Временем...
Тик-так...
Куда-то же должны деваться упущенные возможности, напрасно прожитые дни, несказанные слова. Они все здесь, у меня. Куда уходит время? Скоро стрелки часов на стене отмерят чью-то небольшую оплошность, чью-то трагедию, чью-то ошибку. А дальше?
Тик-так...
Иногда я замечаю что стрелки движутся в обратную сторону. Мне плевать. Меня нет. Меня нет и никогда не было среди тех, чье упущенное время я сейчас проживаю. Так какое мне дело до этого.
Тик-так...
Иногда меня забавляет вся абсурдность и несправедливость этого процесса. Почему кто-то спокойно высыпается в уютной могиле, видя в своих цветных снах райские кущи, а я сижу за грубо сколоченным деревянным столом и не отрываясь смотрю как тикают проклятые часы.
Тик-так...
Разве я виноват в том, что никогда не рождался? Разве виноват, что кому-то пришла в голову мысль, что мне лучше бы не видеть свет? Почему я должен отдуваться за всех нерожденных детей этого мира, будь он неладен.
Тик-так...
Почему я должен раз за разом переживать это щемящее чувство упущенного шанса? Неужели это никогда не кончится? И, будто издеваясь, часы на стене:
Тик-так...
Постойте... Вот это интересно. Заливаюсь счастливым смехом. Похоже кое-кто допустил поистине чудовищную ошибку. Довольно улыбаясь, наблюдаю за тем как безумствуют часы на стене. Лица на портретах искажаются от бессильной ярости.
Тик-так...
Еще бы не сходить с ума стрелкам. Еще бы не злиться владетельным сеньорам на картинах. Похоже, что сейчас часы отмеряют упущенное время всего человечества разом. Кое-кто допустил поистине чудовищную ошибку...
Тик-так...
Вот он, момент, которого я... ждал? Смакую новое слово, как изысканный деликатес. Веселые трещинки бегут по стеклу на циферблате. Стрелки извиваются, как умирающие змеи. Вот он, момент, когда мое время остановилось. Свобода...
Тик...

пятница, 15 июня 2012 г.

Грай. Эпилог.


- Грай...
- Да, Кэт?
- Я всегда буду с тобой, Грай. - она погладила его по плечу - Теперь ты не один.

Когда он ушел, привычно шагнув в стену, Кэт долго сидела на краешке кровати, о чем-то раздумывая. Ложиться спать уже не имело смысла - солнечное утро и мысли о рассказе Грая прогнали сон, поэтому она решила прогуляться.
Это был на редкость погожий денек: на небе ни облачка, свежий, не отравленный бензином воздух провинциального городка приятно наполнял легкие с каждым вдохом.
Кэт бесцельно прохаживалась по улочкам города, вспоминая рассказ друга деталь за деталью, и ее сердце сжималось от жалости к этому одинокому... человеку?
Из раздумий ее вырвал визг тормозов. А потом она провалилась куда-то в темноту.
Полный боли и отчаяния стон, разнесшийся по городку заставил обывателей бросить свои дела и замереть, прислушиваясь. Казалось, что в этом стоне была воплощена вся боль, все горе, какое только может существовать.
А на одной из улочек несколько человек стали очевидцами трагедии.
Они видели, как задумчивая девушка переходила дорогу, когда из-за поворота на бешеной скорости вылетел спортивный автомобиль. Водитель пытался затормозить, но не успел.
Девушка лежала на асфальте и под ней растекалась лужа крови.
А потом раздался этот стон. Оконные стекла завибрировали, задрожали, словно от боли.
Тогда очевидцы аварии и увидели то, что позже провело их по многим психиатрам. Прямо из стены напротив места трагедии вышел, даже пожалуй выпал человек. Спотыкаясь и то и дело падая, он бросился к девушке.
Упав около нее на колени, он сжал ее в объятиях и зарыдал. Никто не видел его лица, но многие готовы были поклясться, что под капюшоном куртки его просто не было.
Незнакомец сидел на коленях, обнимая умирающую и плакал. Вместо слез на асфальт падали, исчезая в полете, яркие искры. Время будто замерло в этом месте, был только рыдающий человек и безнадежно мертвая девушка.
Люди видели, как человек, пошатываясь, встал, и, что-то тихо проговорив, дотронулся до лба погибшей.
Они видели, как он шагнул в стену, нежно держа что-то светящееся в руках.

Кэт похоронили на городском кладбище, что раскинулось на холме за городом, рядом с бабушкой. Родственников у нее не было, и тем удивительнее казалось то, что простенькая могилка никогда не зарастала травой и кто-то всегда приносил туда свежие цветы. Странные, переливающиеся всеми цветами радуги цветки, похожие на лилии.
Поговаривали, что если прийти на кладбище на закате - можно увидеть размытый силуэт, появляющийся рядом с могилой, как только последние лучи солнца скрываются за горизонтом. Призрак, или морок, но он каждую ночь стоял у оградки, сжимая что-то в руках.
В четырех длинных руках...

вторник, 12 июня 2012 г.

Очерк: Смешная шутка


Всю жизнь никто не воспринимал его серьезно. Возможно виной тому - он сам, может быть просто издевка судьбы, рока, фатума. Но его слова всегда принимали за шутку. 
Поначалу это было смешно. Он был душой любой, даже полузнакомой компании. Потом начало раздражать. Потом - приводить его в бешенство, тихую ярость.
- А знаешь, я тебя люблю.
- Ой, да ладно тебе! - улыбка и тихий смех в ответ.
- Нет, правда!
- Ага! И тебя с первым апреля. 
Но ведь должно быть что-то, хоть что-то, сможет ему помочь.
- А сейчас я буду тебя убивать. - нож в его руке бросил солнечный зайчик на ее лицо. - Смешная шутка, правда?
Вытирая лезвие о полу пиджака, оставляя багровые разводы на ткани, он удовлетворенно вспоминал, как с мертвого лица сползала улыбка.
- Эй, ты чего грязный такой? Это кровь что ли?
- Кровь.
- Ха, смешная шутка. Осторожнее с краской в следующий раз, художник.
- Хорошо, я буду осторожен. Очень осторожен. - он улыбнулся.
Смешная шутка...

четверг, 7 июня 2012 г.

Грай. Часть III.


Этим вечером Грай так и не появился. Зато, проснувшись среди ночи, Кэт нашла у себя на подушке странный цветок, похожий на лилию, переливающийся всеми цветами радуги. Совсем как тот, что Грай дарил ей, когда она была маленькой.
Когда на город опустилась темнота, она сидела в кресле, перебирая в руках цветок, и ждала. Как только последний луч солнца вспыхнул и погас, девушка скинула с себя дрему и подошла к стене. Положив руку на незатейливый рисунок обоев, она прижалась к ним лбом и прошептала, закрыв глаза:
- Грай, выходи, я не обижаюсь. Прости меня.
Почувствовав, как ей на плечо опустилась такая знакомая холодная рука, Кэт улыбнулась.
- Грай...
- Я знаю. - тихо прошелестел он - Я не должен был тебе это показывать.
- Дурак - она обернулась, широко улыбаясь - Я же сама тебя попросила. И теперь ты так легко от меня не отделаешься. Рассказывай!
- Что рассказывать? - искры под капюшоном непонимающе замерцали.
- Все. Рассказывай все. И с самого начала. - Кэт присела на краешек кровати, решительно скрестив руки на груди.
Грай неопределенно хмыкнул, но покорно опустился в кресло напротив.
- Это будет долгий рассказ. - он откинулся на спинку кресла. - Ночь длинна, поэтому слушай...
- Все началось с конца. Конца моей жизни. Я не буду утомлять тебя рассказами о ней, это не важно. Скажу только, что я ничем не отличался от миллионов других людей. Не было никаких причин стать... этим.
Шла война. О, какая это была война. Было ощущение, что сам дьявол пришел на землю и привел за собой ад. Поля утопали в крови, и на костях вырастали высокие травы, вскормленные человеческой кровью.
Неважно что это была за война и с кем, но именно там я умер. Знаешь, Кэт, когда рядом с тобой разрывается пушечное ядро, шансы выжить стремятся к нулю. А я выжил. Выжил, черт подери. Лучше бы умер на месте.
Знаешь, Кэт, тогдашняя медицина ограничивалась пенициллином и алкоголем, а когда у тебя оторваны ноги и раздроблена добрая половина костей, это слабо помогает. Я мало помню из своего пребывания в лазарете. Помню, что бредил, а когда приходил в сознание - мозг отказывался воспринимать реальность из-за дикой боли. Я прятался в выдуманных мирах, рожденных моим воспаленным разумом.
И однажды ночью я увидел его. Я до сих пор могу только подозревать, чем было это существо.
Я как обычно не мог уснуть из-за боли. И, сквозь кровавую пелену в глазах, я увидел высокого человека, прохаживающегося меж коек. Я бы скорее всего не обратил на него внимания, если бы что-то не показалось мне странным в его облике. Когда мне удалось сконцентрироваться, я понял. Если бы не сломанная челюсть, я бы закричал. Но кричать я не мог, а раздробленные кости не давали двигаться, и поэтому я просто лежал и смотрел.
Смотрел на то, как высокий, костлявый незнакомец ходит между коек, на которых лежали безнадежные раненые. Незнакомец, с четырьмя длинными руками. Он прошел совсем рядом со мной, и я почувствовал какое-то странное тепло и умиротворение, исходившее от него. Странно - еще секунду назад я испытывал дикий ужас, а когда он подошел - боль будто отступила на второй план, и мне даже захотелось, чтобы он остановился около меня. Однако окинув меня взглядом неразличимых в темноте глаз, он прошел чуть дальше.
На соседней койке лежал мой товарищ. Шальная пуля пробила желчный пузырь, началось заражение, и бедняга мучился похлеще меня. Так вот, незнакомец остановился рядом с ним и я услышал, тихий стон, когда он наклонился над койкой. Это... Существо положило руку на лоб раненому и что-то прошептало. Кэт, ты знаешь, как шелестят осенние листья? Хорошо. Это был не шепот, а именно такой шелест.
А потом я увидел как он выпрямился, и в его руке сияла бледным золотом искра. О, такое тепло исходило от нее, такое... счастье. И сила.
Он что-то довольно прошелестел, сжимая ее в кулаке, и развернувшись, исчез. Тогда я подумал что мне показалось, но я готов был поклясться, что он шагнул прямо в стену.
Утром оказалось, что мой товарищ умер. И почему я совсем не был этому удивлен?
Как ни странно, на следующий день я был еще жив, и с нетерпением ждал ночи. В моем больном мозгу зрел план. Безумный, да. Но умирающий готов хвататься за соломинку, особенно, если есть шанс избавиться от боли. Я не оправдываю себя, но тогда мне казалось, что я поступаю правильно. Тем более, что на освободившуюся койку положили очередного смертельно раненого, который не должен быть дотянуть до рассвета.
Этой ночью я не спал. Мой несчастный сосед заходился в бреду. Знаешь, каких только монстров не создает агонизирующий разум, и мне казалось, что бедняга видит их всех одновременно.
Я ждал. Уже не проклиная боль, а вознося ей хвалу, я ждал, и боль не давала мне провалиться в сон. И наконец я снова увидел его. То самое существо вновь появилось словно из ниоткуда и побрело своей усталой походкой меж коек. Вот оно, ненадолго задержавшись, прошло мимо меня и остановилось у изголовья моего несчастного соседа.
Я тихо наблюдал, как оно положило руку ему на лоб. Как он изогнулся дугой, тут-же обмякнув, а в руке у существа затрепетала искра, щедро разбрасывая вокруг тепло и... жизнь.
И тогда я совершил самый безумный поступок, на который только был способен. Собрав все оставшиеся силы, я бросился вперед, заново разрывая так и не сросшиеся сухожилия. Я выхватил искорку из рук существа и сжал ее в кулаке, падая на пол. Кажется я ударился сломанными ребрами, протыкая легкие осколками костей, но так и не выпустил ее.
Я лежал на полу, булькая кровью, чувствуя в своем кулаке всю эту жизненную энергию, но не зная, как ее использовать. И тогда оно, это существо, склонилось надо мной.
Оно смотрело на меня мириадами разноцветных искр. Что-то прошелестев, оно указало на искру, а потом коснулось моего лба. Тогда я увидел у него в руке свою тусклую, почти бесцветную искру и понял что делать.
Когда я разжал кулак, поднеся его к лицу, мир вокруг взорвался красками. Я лежал, хватая ртом воздух, а существо смотрело на меня и, кажется, улыбалось. Моя искра, моя душа исчезла где-то у него в кулаке. А у меня теперь была новая.
Вокруг меня будто бушевал ураган, я упивался этой силой. И самое главное - боль ушла, и я чувствовал свои ноги. А потом краски начали... Я не знаю, как это описать... Краски начали ржаветь.
Я закричал. Сначала от страха, затем от боли. Мучения из-за ранения показались благодатью по сравнению с этой болью. Краски ржавели, а вместе с ними, ржавела, превращаясь в тлен, моя плоть.
А потом все исчезло. Я лежал на полу, обессиленный и... мертвый. А рядом стояло это существо и довольно мерцало своими искрами, указывая на меня длинным пальцем. Когда я вновь услышал его шепот-шелест, я понял, что мне казалось в нем странным. Так звучала бы фраза, если бы ее одновременно шептали миллионы голосов. Единственное, что я смог разобрать - “Теперь твой черед”. Оно как-то по человечески ссутулилось и исчезло, шагнув в стену.
Я начал приходить в себя. Попробовав заговорить я ужаснулся - я говорил голосом своего умершего соседа. Бросив взгляд на свои руки... Нет, я не буду говорить что я увидел, взглянув на свои руки, и позже, смотря в отражение на воде.  Это и не важно.
Не буду рассказывать и о том, как бежал. Бежал из лазарета, из города, подальше отсюда, как можно дальше от войны.
Я бежал и чувствовал его душу в себе. И, что самое страшное, я хотел еще.
Тогда я решил, что буду брать искры только у... гм... плохих людей. Я искал убийц, воров, насильников и забирал их души. Но знаешь, Кэт, душа убийцы, она как несвежее мясо - есть можно, но гнильцой отдает. И уже скоро они начали разрывать меня изнутри. Знаешь, это неприятно, ощущать в себе всех этих... Я начинал думать их мыслями, хотеть их желания. И я понял, что на каждую гнилую душу должна приходиться одна чистая, иначе... мне не хотелось думать, что случится, если они завладеют мной.
Чем больше я... ел, тем прозрачнее становился мой мир, тем выше рос курган на старом кладбище, где похоронили то, что от меня осталось. Да-да, мое тело лежит где-то там, на холме. А теперь в моем мире почти нет красок, и курган упирается в небеса.
И знаешь, Кэт, я боюсь. Я очень боюсь, потому что иногда я вижу его. Вижу четырехрукий силуэт где-то вдалеке и хоть не могу поклясться, что это не игра моего воображения, но мне страшно. Я боюсь, что когда-нибудь мой мир станет полностью прозрачным. Боюсь того, что может произойти когда это случится.
Вот пожалуй и конец моей истории. Я здесь. Не знаю почему, но здесь. И с тобой, впервые за долгое, долгое время, я чувствую себя чуть более живым.

Грай замолчал, устало ссутулившись в кресле, а за окном нерешительно касались земли первые лучи солнца.

понедельник, 4 июня 2012 г.

Грай. Часть II.


- Грай, куда мы... - Кэт запнулась.
Вместо того, чтобы врезаться в стену, они с Граем будто прошли ее насквозь. Поначалу яркий свет ослепил девушку, но вскоре глаза привыкли к этому льющемуся со всех сторон мертвенному голубоватому свечению.
Она стояла и удивленно оглядывалась вокруг. Это определенно была ее квартира, но преображенная до неузнаваемости. Стены, пол и потолок стали прозрачными, будто были сделаны из слегка замутненного стекла. Да что там стены, все вокруг стало прозрачным и зыбким, как мираж.
Несмотря на поздний час, вокруг было светло, и Кэт смогла разглядеть окружающий ее мир в подробностях. Мир был похож на карандашный набросок, на скетч, нарисованный на скорую руку. Девушка увидела, что вокруг, в соседних квартирах, и дальше, насколько хватало взгляда суетятся странные облачка, похожие на сгустки дыма, с яркой золотой искрой в центре каждого. Искры были подобны тем, что сверкали под капюшоном Грая, только не меняли свой цвет, оставаясь безмятежно золотыми.
- Грай, что это? - дар речи наконец вернулся к Кэт.
- Люди.
- А эти искры?
- Это... - Грай задумался - Полагаю, тебе будет привычно называть это душой.
- Ааа... - Кэт красноречиво посмотрела на переливающиеся искорки во мгле, что была у Грая вместо лица.
- Нам туда. - Грай сменил тему, прервав не заданный вопрос, и махнул рукой куда-то вдаль.
 Там, где в привычном для Кэт мире на склоне холма раскинулось старое, даже пожалуй древнее кладбище, сейчас возвышался курган. Король всех курганов, он упирался вершиной в небо, увенчанный огромными камнями, похожими на обелиски и дольмены одновременно.
- Ты там живешь?
- Да, пойдем. - Грай снова взял Кэт за руку.
Не успела девушка подумать, каким образом они будут пешком добираться в такую даль, как Грай сделал шаг. На секунду Кэт показалось что они летят, в глазах помутилось, а когда головокружение прошло, они уже стояли у подножия кургана. Лицом к окованным сталью простым воротам.
Створки отворились со зловещим скрипом, напомнив девушке старые фильмы ужасов, где герои спускались в катакомбы. Там двери всегда открывались с подобным звуком, нагнетая жуткую атмосферу. Но сейчас этот скрип не показался ей чем-то надуманным, лишним, как будто створки открылись именно так, как и должны были. Как им и было предназначено.
Изнутри курган оказался изъеден тоннелями и коридорами, как гнилое яблоко ходами червей. Спуски и подъемы, лесенки и переходы. Вскоре Кэт окончательно запуталась в этом переплетении тоннелей, просто следуя за Граем.
Один коридор сменялся другим, и вместе с ними менялась и обстановка. Вот они идут пыльным узким тоннелем, где паутина свисает с потолка и путь освещают лишь чадащие факелы. Спуск по винтовой лестнице, и их шаги гулким эхом разносятся по гигантскому залу, стены которого выложены цветным кирпичом, а потолок тонет в непроглядной темноте, которую пытаются разогнать лампы в решетчатых кожухах.
Кэт потеряла счет времени, когда идущий перед ней Грай вдруг резко остановился.
- Пришли. - его голос показался девушке необычно безжизненным. Таким, как был при первой их встрече. - Ты хотела смотреть - смотри.
Грай, ссутулившись, оступил в сторону, и взору Кэт открылся дверной проем, за которым пол резко уходил вниз, образуя отвесную стену, спускающуюся куда-то в темноту.
В камень были вмурованы, даже скорее впаяны, тысячи людей. Кто-то по пояс, другие по грудь, у некоторых из стены выступало только искаженное криком лицо. Тысячи, может быть десятки тысяч людей, разевающих рты в безмолвном крике. Внутри каждого, словно проступая через плоть трепетало облачко, подобное тем, что Кэт видела в городе, вот только внутри этих не было искр.
Девушка в ужасе попятилась, но Грай поймал ее за руку.
- Не уходи.
- Грай...
- Да, они все живы.
Кэт всхлипнула.
- Грай, я хочу уйти.
- Смотри, вон человек, что напал на тебя. - Грай указал куда-то вниз.
Там, корчась, словно от дикой боли, метался мужчина. Он упирался руками в стену, пытаясь выбраться, но камень держал крепко, и человек только срывался вниз, удерживаемый каменными тисками в области пояса. По его лицу текли слезы смешанные с грязью, а рот искривлялся в безмолвных рыданиях и мольбе.
- Грай, давай уйдем.
- Видишь, он страдает. Будет страдать всегда.
- Я хочу ВЕРНУТЬСЯ! - Кэт сорвалась на крик.
Грай вздрогнул, будто очнувшись от транса, и, взяв Кэт за руку сделал шаг вниз, в пропасть. Девушка даже не успела испугаться, лишь зажмурила глаза от неожиданности, а когда открыла, они уже стояли в ее квартире и мир вокруг был прежним. Нормальным.
- Кэт...
- Ты идиот!
- Кэт, прости. - Грай расстроенно развел руками.
- Дурак! - По лицу Кэт катились слезы. - Уходи!
- Но...
- Уходи! - Кэт топнула ногой.
- Как скажешь. - Грай отвернулся и исчез в стене.
Этой ночью девушка так и не смогла уснуть. Она сидела в кресле, глядя в окно, словно пытаясь убедиться, что мир вокруг нее реален. Что он вдруг снова не превратится в карандашный набросок, а вдалеке вновь не вырастет страшный курган.
Слегка успокоившись, Кэт почувствовала стыд. Зачем она накричала на Грая, дура. Сама ведь попросила его показать это место, и еще выставила виноватым. Дура, дура, дура. Истеричка! Девушка раздосадовано ударила кулаком по подлокотнику. Ничего, как только Грай вернется, она выпытает из него все об этом месте. И конечно же о том, кто же он, мать его, такой.

Грай. Часть I.


Холодный зимний вечер посеребрил инеем ветви деревьев, создавая какую-то особенную, сказочную атмосферу. Высокое звездное небо обещало сковать морозом безмятежные улочки. 
По одной из таких улочек, поздно возвращаясь домой из школы шла маленькая девочка, совсем еще ребенок неполных восьми лет. Впрочем, для своего возраста, Кэт была очень серьезным и самостоятельным ребенком. Ее родители умерли, когда она еще даже не научилась ходить, и сейчас она жила со своей старенькой бабушкой, последним родным человеком. 
Кэт не боялась ходить одна, тем более, что их городок славился своим безмятежным спокойствием. Здесь никогда не случалось ничего плохого. Даже обычные для нашего неспокойного времени кражи были здесь редкостью, не говоря уж об ограблениях или, боже упаси, убийствах. Поэтому бабушка, которой было уже тяжело ходить из-за артрита, не волновалась, когда ее внучка возвращалась затемно. 
Размахивая цветастым портфельчиком Кэт пересекала темный переулок, после которого уже должны были показаться огни дома, в котором она жила, когда заметила в тени фигуру высокого человека. Что-то ей показалось странным в этом силуэте, что-то было не так. Но что именно, она не могла понять. 
Поравнявшись в незнакомцем, все так-же неподвижно стоящим в тени, она рискнула спросить: 
- Простите, вы заблудились? 
Незнакомец вздрогнул и повернул голову в сторону девочки, по прежнему скрываясь в темноте. 
- Нет... Извини, если напугал. - его голос показался Кэт каким-то ненастоящим, будто записанным на пленку. Тем не менее, осмелев, она с любопытством, присущим всем детям, а особенно живущим в подобных спокойных местах, остановилась и принялась разглядывать человека. 
- Неа... А как вас зовут? - незнакомец странно дернул плечом, но после непродолжительной паузы все-таки ответил: 
- Зови меня Грай. 
- А я Кэт. - девочка открыто улыбнулась. 
- Послушай, Кэт... ты домой не опаздываешь? - тут Кэт показалось, что человек улыбнулся, да и голос его слегка ожил. 
- Да, пожалуй. - задумчиво протянула девочка - Я вон там живу, а вы? 
Незнакомец задумался, будто вспоминая что-то. 
- Там... - Грай неопределенно махнул рукой куда-то вдаль. 
Девочка знала, но сейчас бы даже и не вспомнила, что где-то именно в той стороне раскинулось на склоне холма большое старое кладбище. 
- Ааа... - девочка рассеянно улыбнулась, вспомнив, что бабушка должно быть уже волнуется - Ну я пойду. До встречи. 
- Пока, Кэт. - человек помахал рукой вслед уходящей девочке. 
Глядя на ее маленькую фигурку, скрывшуюся в дверях подъезда, человек сделал шаг и наконец вышел из тени. Если бы случайный прохожий увидел его сейчас, то закричал бы от ужаса - под низко надвинутым капюшоном незнакомца не было лица. Только клубящийся мрак, в котором время от времени вспыхивали, чтобы тут-же погаснуть разноцветные искры. 
Грай думал, что за все годы своей не-жизни растерял остатки человечности. Скольких он убил, для скольких еще навеки стал ночным кошмаром? Сколько десятилетий он уже не говорил... вслух. И тут случайный ребенок как-то смог достучаться до пепла, оставшегося от его души. Какое забавное совпадение, что вернувшись в город, где он когда-то жил, и давным-давно умер, он встретил человека, который смог вдохнуть в него искорку жизни только лишь заговорив с ним. 
- Мы еще встретимся, Кэт... Кэт... - Будто пробуя на вкус имя девочки, Грай развернулся и исчез в кирпичной стене дома. 


На следующий день, выйдя вечером в магазин, девочка увидела в тени знакомую фигуру, нерешительно поднявшую руку в приветствии. 
- Грай! Привет, Грай! - смеясь, Кэт бросилась в его сторону. 
- Здравствуй. 
- Прогуляешься со мной до магазина? - девочка указала в сторону светящейся недалеко неоновой вывески. 
- Конечно... И... Вот, это тебе. - он протянул ей цветок, похожий на лилию. Странный, кажущийся нереальным, он переливался всеми цветами радуги. 
- Спасибо! - со счастливой улыбкой Кэт приняла подарок. 
Они пошли по темной улице: весело болтающий ребенок и существо, когда-то бывшее человеком, старающееся держаться в тени. 
Он подождал ее у входа, там, где огни вывески не могли вырвать его из темноты, а потом проводил до дома. 
Вскоре они подружились. Он постоянно появлялся вечером, и никогда не показывал своего лица. Он внимательно слушал все ее детские наивные истории, никогда не смеясь, и даже зачастую советуя что-то. Часто, по вечерам он рассказывал ей истории и сказки о чудесных существах и далеких краях. 


Время шло, и спустя несколько лет девочка превратилась в красивую девушку. Впрочем, в душе она оставалась все тем-же открытым и искренним ребенком. Конечно, она уже знала, что Грай не человек. Однажды вечером, когда она спросила его, он вышел из тени и показался ей. Если бы мрак, клубящийся под капюшоном, мог показывать эмоции, то он выражал бы глубокое смущение... и страх. Страх того, что единственный друг отвернется от него. 
- Кто ты? - Кэт серьезно смотрела на него. 
- Я... не знаю, как будет правильно. - Грай выглядел расстроенным и потерянным - Мертвый я. 
- Ты живой! - она шутливо толкнула его в грудь. - Живой! И не прячься больше! 
- Спасибо... - он погладил ее по голове. 
Теперь с Кэт ему не нужно было скрываться в тени. Иногда, по ночам, он выходил из стены в ее комнате, и, сидя на краешке кровати, рассказывал ей свои истории. Он знал множество историй, мог цитировать всех известных и неизвестных авторов, читать наизусть стихи и поэмы. Она спокойно засыпала под его тихий голос, и тогда он, стараясь не шуметь, уходил обратно в стену. 


А потом грянула ужасная новость. В их тихом спокойном городке появился маньяк. Мразь насиловала и душила девушек, и даже маленьких девочек. Родители больше не отпускали своих детей гулять допоздна, но все равно, каждую неделю полиция находила изувеченное тело. 
Кэт возвращалась с подготовительных курсов, стараясь не заходить в темные переулки, когда услышала за спиной осторожные шаги. Подумаешь, может быть просто поздний прохожий. Она пошла быстрее, шаги тоже ускорились. Она побежала. Стараясь сдержать слезы, она свернула в переулок, и тут ей на плечо опустилась тяжелая рука. А затем пахнущий потом мужчина уже прижимал ее к стене, другой рукой пытаясь сорвать с нее одежду. 
Она начала терять сознание, когда услышала громкое шипение, как будто рядом находился разъяренный кот. В следующую секунду прямо из стены появились две длинные руки, слишком длинные, чтобы принадлежать человеку. Обхватив истошно заверещавшего, как от дикой боли, человека, руки с поразительной легкостью оторвали мужчину от Кэт и утащили его в стену. Через секунду оттуда вышел Грай. Искры под его капюшоном яростно сверкали алым. Ни слова не говоря, он взял заплаканную Кэт за руку и повел ее домой. 
Ее бабушка умерла несколько лет назад, поэтому квартира была пуста и ему не нужно было оставлять Кэт. Грай отпер дверь и уложил девушку в постель. Она лежала, как ребенок спрятавшись под одеялом, и слушала как он гремит посудой на кухне. Вскоре он вошел в комнату с чашкой горячего чая. Вручив ее девушке, он молча присел на краешек кровати. Грай сидел с ней всю ночь, наблюдая за ее беспокойным сном и то и дело поглаживая Кэт по голове. 
Наутро все произошедшее казалось девушке просто страшным сном. Она с нетерпением ждала вечера и визита своего друга. Когда он, как и прежде, появился из стены, она кинулась к нему, обняв опешевшего гостя. 
- Спасибо... - она плакала. 
Он стоял и молча гладил ее по голове. 
- Что ты с ним сделал? Ты убил его? Убил, ведь правда? Он не вернется? 
- Не убил. - Грай дернул плечом. - Но я увел его... в одно место. Он не вернется. Никогда. 
- Куда ты его забрал? - Кэт взглянула в пляшущие под капюшоном искры - Покажи мне это место. Я... я хочу увидеть! 
- Боюсь тебе не понравится - Грай сухо усмехнулся. - Поверь, ему там плохо. Очень плохо. И будет плохо всегда... вечность. 
- Это Ад? - она серьезно посмотрела на друга. 
- Не совсем. Это... ммм... - Грай замялся - Место для плохих людей. 
Она продолжала безмолвно смотреть в клубящийся мрак у него под капюшоном. Грай вздохнул и взял ее за руку. 
- Ты точно хочешь это увидеть? - она решительно кивнула - Тогда закрой глаза. 
С этими словами он сделал шаг в стену, увлекая девушку за собой.

Идеальный убийца


Закат окрасил руины багровым. Обломки бетонных блоков, щерящихся изогнутой арматурой, битое стекло, кучи мусора, все будто оказалось облитым декалитрами крови. Пыль мерзко скрипела под подошвами высоких ботинок военного образца, поднималась в воздух едкими облачками, так и норовя забиться в ноздри.
Он шел по этому погрязшему в строительном мусоре берегу искусственного водоема и смотрел себе под ноги, то и дело пинком отправляя подворачивающийся мелкий хлам в мутную застоявшуюся воду.
Непонятно почему, но этот грязный, пропахший бензином и химикатами берег был одной из немногих вещей, которые еще не вызывали у него приступа ненависти, застилающей глаза багровой пеленой.
С некоторых пор он ненавидел практически все, на что бросал взгляд. Ненавидел своего начальника, коллег, так называемых друзей, бывшую подружку. Ненавидел влюбленные парочки, показательно целующиеся на скамейках в парке, старушек, выгуливающих собак, вездесущих полицейских...
Ненависть клокотала в нем, грозя однажды выплеснуться наружу и затопить все, что его окружает фонтанами горячей крови. Она копилась годами, сдерживаемая слабым человеческим телом, такой ненадежной преградой между всепоглощающей ненавистью и миром вокруг.
Ему приходилось много улыбаться, только так он мог скрыть гримасу отвращения и ярости, которая тенью наползала на его лицо, как только он оставался один. Но то и дело, из-за сарказма, шуточек и широкой улыбки показывалось его истинное лицо. На неуловимое мгновение, на секунду, его глаза словно вспыхивали багровыми холодными огоньками, а улыбка искажалась, превращаясь в оскал. Но только на миг.
- Иди к нам. Мы научим тебя. Мы поможем тебе. Мы подскажем тебе. - он был так погружен в свои мысли, что не сразу услышал этот голос, а точнее множество голосов. Булькая и искажаясь, они раздавались откуда-то из-под воды, подернутой жирной пленкой.
- Спустись к нам. Ты будешь идеален. - мутная гладь подернулась рябью, будто подул ветер - Будешь идеальным... убийцей.
Он сглотнул. Почему-то его совсем не пугала абсурдность ситуации, и ноги сами понесли его в сторону грязной воды. Поскальзываясь и падая, в кровь раздирая колени об обломки, он спустился к воде.
Вот он уже стоит по колено в вонючей жиже. Еще шаг и что-то с силой дергает его куда-то вниз. Грязь затекает в уши, в нос, в горло. Легкие разрывает от недостатка воздуха, и он делает вдох, царапая гортань песчинками, смешанными со стеклянной пылью, заполняя легкие грязью и водой.

Кашляя и отплевываясь он лежал на куче мусора недалеко от водоема. Рассветное солнце било по глазам яркими острыми лучами. Отряхнувшись, он кое-как встал и, то и дело спотыкаясь, побрел домой, чтобы смыть с себя запах болота, бензина... и чего-то еще. Его одежда была насквозь пропитана грязью, и, должно быть, вид у него был, как у утопленника. В спутанных волосах запутался осколок стекла, а лицо было все в царапинах и кровоподтеках.
Но несмотря ни на что, он находился в каком-то странно приподнятом расположении духа. Как будто теперь у него появилась цель.
Уже отойдя от свалки на приличное расстояние, он почувствовал как у него вдоль спины пробежали холодные мурашки, и ветер бросил ему в спину на прощание:
- Мы довольны. Ты идеален.
Поморщившись, он ускорил шаг.
С раздражением опуская глаза под взглядами прохожих, он переулками добирался до дома, пытаясь подавить вспышки ненависти, бьющиеся в стенки черепа одной мыслью - “Убей!”.
Уже подходя к своему подъезду он был облаян собакой, огромным ротвейлером, которого вел на поводке маленький мальчик. Тогда он будто взорвался, не в силах сдерживать клокочущую ярость. Его глаза вспыхнули уже настоящим, багровым пламенем, и собака, взгвизнув, как щенок, которому прищемили лапу, вцепилась в истошно заверещавшего ребенка.
Он стоял и смотрел, как ротвейлер, скуля и повизгивая, вырывает куски мяса из затихшего на земле мальчика, забрызгав асфальт кровью. Как верный, преданный пес разбрасывает вокруг внутренности хозяина, терзая уже мертвое, изуродованное тело.
Развернувшись, он открыл дверь и зашел в прохладный подъезд, пытаясь скрыть мечтательную улыбку.
Дома, приняв ванну, он налил себе кружку горячего чая и присел у окна, впервые за долгое время любуясь видом парка, раскинувшегося снаружи. Блуждая взглядом по пустынным аллейкам, он наконец нашел то, что искал.
Влюбленная парочка на скамейке, под сенью раскидистого клена. Девушка сидела на коленях у юноши, наслаждавшегося страстным поцелуем.
Его глаза снова полыхнули ненавистью и оконное стекло отразило две алые искорки зрачков, внимательно наблюдающие за происходящим в парке.
Тем временем руки девушки, нежно обнимавшие парня напряглись и скользнули к его лицу. Кажется он засмеялся и что-то сказал, в следующее мгновение захлебнувшись криком, когда девушка, с гримасой ужаса на лице погрузила большие пальцы ему в глазницы, выдавливая глазные яблоки, густой кровавой жижей потекшие у него по щекам.
Он откинулся на спинку кресла и, уже не скрывая довольной улыбки, искренне засмеялся. Теперь он понял, что имели в виду те голоса. Его ненависть наконец нашла выход, выплеснувшись наружу, под чутким контролем тех, из-под воды. Как безобидный луч солнца, направленный линзой, сжигает муравейник, так и его ненависть, направленная и выкованная неизвестными, обратилась в оружие. Да, он стал идеальным убийцей.

Наутро город умылся кровью, захлебываясь криками ужаса и боли. Как будто эпидемия внезапного сумасшествия, как будто чума опустилась на тихие улочки.
Люди гибли страшно. Гибли повсюду. В припадках помешательства матери душили своих детей, любящие отцы насиловали и убивали дочерей, случайные прохожие на улицах вцеплялись друг другу в глотки.
Где-то на окраине города разгорелся пожар: водитель бензовоза на полной скорости въехал в стену детского сада и дымящиеся части тел усеяли улицу страшным ковром.
И за всем этим хаосом, незаметный и тихий, наблюдал улыбающийся человек. Низко натянув капюшон, под которым то и дело вспыхивали багровые искорки, он прогулочным шагом ходил по улицам, и хаос следовал за ним.
- Хватит. Иди к нам. - ветер бросил эти слова ему в спину, как опавшую листву.
Он усмехнулся и побрел в сторону свалки, где обломки бетонных блоков щерились в небеса изогнутой арматурой.
Остановившись у кромки воды, он долго смотрел на бензиновые разводы на грязной глади.
- Ты идеален. - прошелестел ветер - Иди к нам.
- Ты еще вернешься. - прошипели ядовитые испарения над водой. - А пока, иди к нам.
- Идеальный убийца. - булькнула жирная грязь - Ты вернешься. А пока, умри.
Он еще некоторое время постоял, а потом вошел по колено в мутную воду. Еще шаг. Еще - и он провалился куда-то вниз, в жадную липкую пасть грязи, сомкнувшей свои объятия над его головой.

Хаос закончился так же внезапно, как и начался. Столько трупов городу не приходилось хоронить за всю свою историю. Но вот мертвые были оплаканы, переполненные кладбища наконец затворили ворота. Катастрофа не забылась, но жизнь понемногу стала налаживаться.
Спустя много лет произошедшее начало казаться чем-то вроде страшной сказки, легенды.
Пока однажды, на улице не заметили человека, измазанного в грязи и болотной тине.

Из-под низко надвинутого капюшона яростно полыхнули багровые искры.

Некуда бежать


Все началось с того, что у меня перегорела лампочка.
Я, как обычно, работал ночью, смотря в монитор компьютера покрасневшими глазами и приканчивая уже четвертую кружку кофе, когда лампочка с громким треском вспыхнула и погасла. Тогда я не придал этому ровно никакого значения, благо в люстре их было пять. Одной больше одной меньше - не важно. По крайней мере так я думал тогда.
Когда примерно полчаса спустя перегорела вторая, я слегка напрягся - не хотелось бы оказаться в полной темноте. Дело в том, что у меня с детства фобия - я боюсь темноты. Нет, даже не так - она приводит меня в панику, в истерику, в состояние, близкое к обморочному. Я не знаю откуда она взялась, сколько себя помню - всегда приходилось спать с ночником. Поэтому теперь я и ложился спать под утро, благо работа позволяла.
Третья лампочка не просто перегорела, она взорвалась, будто напряжение в сети резко подскочило вольт на пятьдесят. Однако компьютер работал как ни в чем не бывало. Коротко, но красочно выругавшись, я на всякий случай достал фонарик из ящика стола и пошел на кухню за веником, чтобы убрать осколки, усеявшие пол единственной комнаты в моей квартире хищным ковром. Тогда я услышал нечто странное.
Звук, шел от входной двери. Легкие шлепки. Будто кто-то постукивал ладонью по металлу. Вооруженный только фонариком и веником, который я держал в руке наподобие меча, я пошел на звук.
Привычно щелкнув выключателем в коридоре, я заглянул в глазок. Никого. Только темнота. Сама мысль открыть дверь, а тем более выйти туда, в кромешную тьму ночного подъезда приводила меня в ужас, поэтому я, подумав “Ну уж нет, не дождетесь!”, развернулся и направился обратно, когда услышал иной звук, заставивший струйку холодного пота скользнуть вдоль моего позвоночника. Характерный скрип открывающейся входной двери. Надо ли говорить, что пару секунд назад, когда я смотрел в глазок, она была надежно заперта на два замка?
Следующие события произошли практически одновременно. Я развернулся в сторону медленно приоткрывающейся двери, направляя луч фонарика в щель, когда лампочка над моей головой вспыхнула и погасла. Я остался в полной темноте, которую с горем пополам разгонял только узкий луч фонаря. Откуда-то из темноты подъезда раздался шорох и я увидел бледную детскую ручку, ощупывающую мою дверь.
Дети? Ночью? В подъезде? У меня вырвался истерический смешок, почти всхлип. К одной ручке вскоре присоединилась, шлепая ладонью по притолоке, вторая... За ней третья, четвертая... Кажется я начал терять сознание, когда заметил, что все руки будто принадлежат одному существу, и оно ищет за что бы схватиться, чтобы подтянуть себя, затащить свое тело внутрь.
Тогда, уже в полубреду, я кажется вспомнил, откуда взялась моя фобия. Я уже видел это существо. Давным давно, в раннем детстве, оно приходило ко мне, чтобы поиграть. Помню что тогда меня почему-то совсем не напугали эти детские ручки, ощупывающие дверь кладовки. У него был такой вкрадчивый приятный голос. Низкий мужской баритон. Я вспомнил, что, будучи несмышленым ребенком, даже сам с радостью помог ему открыть дверь. А потом я кажется увидел его и чуть не сошел с ума. Здесь память подбрасывает мне лишь размытые очертания чего-то отвратительного во мраке кладовки.
Все это заняло долю секунды, пока я стоял, светя бесполезным фонариком куда-то в темноту. На этом связные воспоминания обрываются. Последнее, что помню - как упал на пол с резкой болью в груди, как полз к телефону и набирал скорую.
Очнулся я уже в больнице. Как оказалось - остановка сердца. Я был мертв чуть больше минуты, повезло что не стал овощем. Я бы наверное подумал, что мне все привиделось, но на мой резонный вопрос, как врачи вошли в мою квартиру, я получил ответ, что дверь была открыта нараспашку.
Оно нашло меня. Через столько лет, оно все-таки нашло мою дверь.
Конечно же я никому не рассказал об этом. Меньше всего мне хотелось оказаться в психушке. Там столько дверей... и совершенно некуда спрятаться.
Едва выписавшись из больницы, я собрал вещи и бежал. Я запутывал следы, как заяц, удирающий от лисы. Из города в город, нигде не задерживаясь дольше чем на сутки. Наконец я счел, что достаточно запутал его и успокоился.
Теперь я живу далеко, очень далеко от родного города и здесь оно меня не найдет. Ведь правда? Я же наконец смог спрятаться? Надеюсь, что так.
А полчаса назад у меня перегорела лампочка и сейчас я убеждаю себя, что тихие шлепки маленьких ладошек по дверце шкафа изнутри мне просто кажутся...

Кто будет плакать по тебе?


Он умер быстро. Слишком мирно, прозаично и, конечно же, совсем не так, как представлял. В своих воспаленных фантазиях он видел, как геройски погибает в бою, в драке, в автокатастрофе... но только не так.
Вот он сидит, ничего не подозревающий, за столом. А в следующее мгновение падает, уткнувшись лицом в бумаги. Ему даже не было больно, лишь в умирающем мозгу промелькнуло удивление и какая-то по детски наивная обида.
Образ жизни он вел уединенный, чтобы не сказать отшельнический, поэтому его нашли только когда соседи почувствовали странный сладковатый запах разложения, назойливо щекочущий ноздри.
Провинциальному эксперту хватило беглого осмотра, чтобы установить причину смерти. Да и чего там непонятного - как еще может умереть одинокий мужчина в возрасте, страдающий от избыточного веса, пьющий как лошадь да смолящий сигареты как паровоз?
Если бы он в свое время не подсуетился и не купил себе местечко на кладбище и простой гроб - быть бы ему кремированным. Земля, знаете ли, нынче слишком дорога, чтобы хоронить всех подряд. Однако он был в меру предусмотрительным человеком и даже договорился с некоторым похоронным бюро, поэтому его все-же похоронили “по людски”.
Наверное это была самая короткая и сухая церемония из всех, что когда-нибудь видывало старенькое кладбище. Рабочие опустили закрытый гроб в предусмотрительно вырытую могилу, наскоро закопали ее, установили простенький крест и разошлись по своим делам. Вездесущие бабульки хмуро наблюдали за процессом, изредка отпуская недовольные комментарии, мол непорядок, даже поплакать над покойничком некому. И правда - никто не говорил речей, не рыдал над гробом, не поминал умершего добрым словом. Некому было плакать по нему.
К вечеру и без того пустынное кладбище обезлюдело окончательно. Рабочие разошлись по домам, кладбищенский сторож заперся в своем домике, донельзя увлеченный бутылкой самогона, и сгущающиеся весенние сумерки будто выплюнули одинокий женский силуэт.
Незнакомка присела на краешек свежей могилы и горько зарыдала. Если бы он был жив, то сразу же узнал бы свою мать, умершую пять лет назад. Вскоре к женщине присоединился пожилой мужчина, также неразличимый в сумерках. Его отец, погибший давным давно, на войне, тоже пришел оплакать своего сына.
Мертвецы оплакивали мертвеца, потому что больше некому было плакать по нему.

Легион


Здравствуй, дорогой друг. Что ты знаешь о демонах? Нет, я не спрашиваю о том, что ты прочитал в Библии или интернете, я не хочу услышать мнение богословов или теоретиков. Я говорю о знании, не о предположениях.
Я полагаю, что ты не знаешь ничего, что могло бы претендовать на хоть какую-нибудь достоверность. Что ж, позволь рассказать тебе мою историю, и, если ты немного обуздаешь свое любопытство и выслушаешь меня, то вскоре узнаешь нечто новое и, я думаю, полезное.
Позволь мне начать издалека. Наверное тебе интересно, как же выглядят те существа, о которых пойдет речь дальше. Не сомневайся, - ты видел их. Нет, даже не так. Их очень, очень сложно увидеть. Они ненавидят свет, будь то солнечные лучи, мертвенное сияние луны или холодный блеск фонарей.
Ты же ощущаешь смутное беспокойство, когда идешь по безлюдному темному переулку, такому темному, что не увидишь даже собственную руку, поднесенную к глазам. Когда приходится идти, наугад переставляя ноги. Когда волоски на теле встают дыбом от непонятного страха, и всеми фибрами души ты чувствуешь недобрый взгляд откуда-то из темноты, ты боишься грабителей? Маньяков? Дружище, не обманывай хотя бы сам себя. Что-то скрывается в этой непроглядной темноте, нечеловеческое, злое. Но это не они, им незачем пугать тебя. Да, несомненно, эти создания связаны с ними, я расскажу тебе и о них тоже, но это не демоны. Демоны действуют по другому.
Когда-то я был таким-же, как и ты. Простым человеком, не сделавшим ничего дурного. И дай бог, чтобы на этом наше сходство закончилось, потому что я чем-то заинтересовал демона. Скорее всего это была просто случайность. Наверное он просто был голоден, а я оказался не в том месте и не в то время, но кто знает.
Дорогой друг, знаешь, как демоны поступают со своими жертвами? Думаю, сейчас ты представляешь себе гротескные, кровавые картины адского пира, но прошу, отбрось их. Простое убийство было бы слишком легким, слишком милосердным поступком с их стороны.
Сначала они отберут все, что ты любишь. Все, ради чего ты живешь. Не сразу. Медленно, постепенно, они лишат тебя смысла жизни. Вдруг насмешки в школе, когда ты потерял друзей, были не простым проявлением детской наивной жестокости? Что если парень, который увел девушку, что ты любил больше всего на свете, оказался рядом не просто так? А несчастный случай, унесший жизни твоих родителей? Продолжать можно бесконечно, но скажу просто, что череда случайностей может оказаться совсем не такой хаотичной, как кажется на первый взгляд.
И вот, когда ты остаешься совсем один, потерянный в бездне отчаяния, они наслаждаются твоим страданием. Пьют его, смакуя, как хорошее вино. Человек от природы сильное создание. Ты находишь новый смысл жизни, и тебе начинает казаться, что все налаживается, но они отбирают его и снова пожирают твою боль. Это продолжается снова и снова, день за днем, год за годом. Однако всему приходит конец. Твои резервы не бесконечны и они это понимают.
Милый друг, я думаю, ты слышал о таком понятии, как продажа души. Но все выглядит совсем не так, как ты привык думать. Сначала тебя нужно добить. Измотать до состояния, близкого к полной апатии. А что в этом деле может послужить лучше, чем страх? Инстинктивный, необъяснимый страх темноты. Странные шорохи и стуки по ночам, зловещая игра теней на стене, когда ты пытаешься уснуть. И в решающий момент, при удачном для них стечении обстоятельств, когда ты будешь находиться в кромешной тьме, ты встретишься с демоном.
Я думаю, каждый воспринимает их по разному. Они ничто, и в то же время они - все. Ты можешь услышать тихий шепот, или трубный глас, увидеть незаметного человека или ужасного монстра, это неважно. Важно то, что он скажет тебе.
Дорогой друг, все эти годы отчаяния, ты мечтал уйти. Уйти в темноту, где нет боли и страданий. Ты думал о самоубийстве, но так и не решился пойти на этот шаг. А теперь демон предлагает тебе сделку. Предлагает тебе выход, решение всех твоих проблем. Что ему нужно? Всего лишь твоя душа.
Я полагаю, ты слышал о таком понятии как продажа души. Но все выглядит совсем не так. Демон не предложит тебе богатства и славы, нет. Обмен произойдет здесь и сейчас. Ты получишь выход, а он - твое тело и то, что все привыкли называть душой. Он хорошо поработал над тобой, и ты соглашаешься, прыгая в это “Да”, как в бездну.
Что же ты получаешь взамен? Может ты думаешь, что станешь таким же как он? Ничего подобного. Ты уйдешь в темноту, став шорохом в ночи, тенью на стене. Инструментом в их руках. Именно твой недобрый взгляд почувствует идущий по темному переулку человек. Именно ты измотаешь, добьешь очередного несчастного, вынудив того пойти на сделку.
Дорогой друг, ты спросишь, что я получил взамен? Что я приобрел, сделав свое тело оболочкой для демона? Я получил существование, да-да, не жизнь а именно существование без боли, без страха, без смысла и без потерь. Не смей осуждать меня, ты не пережил и малой толики того, что чувствовал я. Поверь, я знаю. Ведь это мои глаза наблюдают за тобой из темноты, это моя тень причудливо и страшно изгибается на стене. Нас много, таких как я, и в то же время мы едины. Я знаю историю каждого из нас, и каждый знает мою. Пожалуй, я могу сказать, что "Имя мне - Легион". Это я - шорох в тишине. Я - страх.
Единственное, что я теперь чувствую - холод. Зимняя стужа волком вгрызается в кости, которых у меня нет. Наверное это - единственная моя связь с миром.
Но как же холодно... Боже, как холодно...

Noblesse Oblige


Джером был из тех людей, что живут сегодняшним днем, не задумываясь, куда их швырнет будущее. Он просто плыл по течению, прожигая жизнь, как мог, прыгая из постели очередной легкомысленной девицы в седло, со смехом принимая вызовы на дуэли и, надо сказать, никогда их не проигрывал.
Да, его шпага никогда подолгу не задерживалась в ножнах. Дуэлянт от бога, а может быть и от самого дьявола, он пил свою жизнь, как измученный жаждой странник пьет ключевую воду: жадно, быстро, до дна. Его немногочисленным друзьям, которые были скорее собутыльниками, нежели действительно близкими ему людьми, казалось, что Джером играет в кости с самой смертью и выигрывает бросок за броском.
Было время, когда он, в поисках отчаянных приключений, служил в кавалерийском полке королевской армии, успев поучаствовать в нескольких военных кампаниях. Поговаривали, что и там он прослыл повесой и сорвиголовой, не боящимся ничего на свете. Впрочем, видимо двуручный эсток был куда менее привычен ему, нежели легкая шпага, и в одном из боев он потерял глаз.
Мой старый знакомец, служивший в то время кирасиром, рассказывал мне за бокалом дрянного вина, что видел, как Джером с окровавленной повязкой на лице, рвался в бой, хохоча, словно безумец.
Война, эта свалка из человеческих и конских тел, наложила на него свой отпечаток. Он вернулся более серьезным, более... собранным. Нет, он продолжал прожигать жизнь в бесконечном кутеже и схватках, но теперь его действия стали менее хаотичными.
Вскоре он куда-то пропал, оставив шумные улочки на разграбление молодым повесам, тут-же опьяневшим, от чувства собственной безнаказанности, как уличные дворняги в отсутствии волкодава.
А потом... потом пришла чума. Она прокатилась по городу стрекочущей ордой, как саранча выкашивая целые кварталы. Безобразно раздутые тела валялись у обочин дорог, у стен домов, в сточных канавах. Кто-то видел в ней кару господню, кто-то - происки дьявола. А еще многие видели всадника на коне странной, грязно белой, масти. Тусклой... или бледной.
И тогда, Джером, которого уже считали мертвым, вернулся. Некогда молодой и жизнерадостный бунтарь, с сединой, тронувшей виски и аккуратную эспаньолку. Он бродил неприкаянной тенью по вымершим улочкам, заглядывая в опустевшие дома, будто ища кого-то.
То, что случилось дальше, до сих пор передается из уст в уста, как легенда. Но я слышал эту историю из уст бродяги, видевшего произошедшее своими глазами. Умирая от чумы, с телом, которое уже пожирали гнойники, он рассказал мне, как Джером остановил мор.
Он рассказал, что видел, как на темной кривой улочке встретились лицом к лицу повеса  и всадник. Как с тихим шелестом шпага покинула ножны, как бесшумно ступал по мостовой конь странной масти. Как сталь клинка встретилась с темным деревом трости в руках всадника.
Сквозь кровавый кашель бродяга рассказал мне, что Джером вышел победителем и из этой схватки. Он рассказал мне, как повеса долго стоял над телом поверженного врага. Как шпага выпала из его ослабевших рук. Как он поднял трость из темного дерева и грузно залез в седло. Как, сгорбившись, он тронул коня странной масти, направившись прочь из города. Уводя чуму за собой.
Он рассказал мне это, и ночью тихо скончался. Последняя жертва чумы.

Карманный чертик


А еще у Дэни был карманный чертик. Небольшая фигурка ехидно улыбающегося демоненка, вырезанная из дерева. Он занимал почетное место среди машинок и роботов, глядя на другие игрушки нарисованными желтыми глазами, один чуть больше другого.
Дэни нашел чертика валяющимся на улице, у канализационного стока. Он не помнил, что заставило его поднять грязную куклу и принести ее домой, но он нисколько об этом не жалел.
Чертик отличался от обычных игрушек. Он был странным, может быть даже немного пугающим. Дэни никогда не разговаривал с вымышленными друзьями, это казалось ему глупым и детским даже в свои неполные одиннадцать лет. Он разговаривал только с чертиком. Ну или чертик разговаривал с ним.
Когда мальчик был один в комнате, он слышал, как чертик напевает какую-то забавную немудреную песенку. А когда родители ссорились, чертик успокаивал его, рассказывая разные забавные случаи. Они часто ссорились в последнее время, его родители...
Будь Дэни постарше, он бы наверное заметил, что разлад в его семье странным образом совпал с тем днем, когда странная игрушка заняла почетное место на его полке.
Вот и сейчас из соседней комнаты раздавались ставшие обычным делом крики. Скоро мать разобьет несколько тарелок на кухне, а отец уйдет в бар. Дэни всхлипнул.
- Хочешь они замолчат? - Дэни бросил быстрый взгляд на чертика, но тот невозмутимо сидел на своем месте.
- Хочу. - из соседней комнаты раздался короткий вскрик матери и звук удара.
Чертик сидел на полке и улыбался.
Дверь в комнату Дэни с громким стуком отворилась и вошел отец. Он тяжело дышал, сжимая в руках кухонный нож, с которого капало что-то красное.
- Иди ко мне, сынок, не бойся. Папа хочет поиграть.

Коронер, сокрушенно покачивая головой, аккуратно укладывал третье тело в черный пластиковый мешок. Чертовы психопаты. Куда катится этот мир, если вчерашний примерный семьянин вдруг ни с того ни с сего убивает жену, малолетнего сына, а потом вскрывает себе яремную вену в ванной.
Вздохнув, коронер захлопнул двери фургона и уже был готов сесть за руль, когда увидел странную игрушку, валявшуюся неподалеку, у канализационного стока. Забавный чертик с улыбкой до ушей.
Не до конца понимая что делает, он поднял куклу и засунул ее себе в карман. Дочурке должно понравиться.
Вот сейчас он отвезет тела в морг, а потом поедет домой, примет горячий душ и в постель, к жене под бок. Ему стало хорошо, от одной мысли, что уже совсем скоро он будет обнимать свою красавицу-жену. А с дочкой они завтра сходят в парк. Он очень любил свою семью, этот человек...
На секунду ему показалось, что он слышит, как кто-то рядом тихо напевает немудреную детскую песенку, но только на секунду.
Проклятье, как-же он устал возиться с этими ублюдками. Он ненавидел свою работу. Ненависть клокотала в нем, сжимая горло клещами.
Коронер утопил педаль газа в пол, мечтая поскорее разобраться с делами и выпустить пар, наорав на кого-нибудь. Может быть он даже ударит жену, когда вернется. Да... Пожалуй так и сделает. Будет знать, как не ждать мужа с работы, сука... проклятая сука...