четверг, 5 января 2012 г.

Небесно-синий против алого


Эта история произошла, когда я был еще ребенком. Родители отдали меня учиться игре на скрипке. Музыкальная школа была далеко - приходилось бы ездить в другой конец города, а в соседнем доме как раз жил старый скрипач. Был он на редкость добрым, отзывчивым и свойским дедом. И играл, надо сказать, в свои семьдесят с лишним лет, чудесно.

“Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!”

Увидев его на улице, я бы никогда не сказал что этот человек может играть, и ТАК играть. Старость брала своё - артрит и прочие болезни превратили его руки в грубые узловатые клешни. Но как только он брал в руки скрипку, с ним происходили разительные перемены: согбенная спина выпрямлялась, тремор прекращался как по мановению волшебной палочки, взгляд становился каким-то нечеловечески ясным. И когда пальцы правой руки нежно сжимали смычок, а левой - ложились на струны, он будто светился изнутри.
У него было два ученика - один моего возраста и один постарше. Мы ходили на его уроки как на праздник: старик рассказывал интересные и захватывающие истории из своей молодости, играл нам сонаты и концерты, водил на прогулки за город, где мы могли учиться играть на лоне природы.

“Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей,
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.”

В одну из таких прогулок и случилось непоправимое. Мы задержались допоздна, заслушавшись очередной историей, и старик спохватился, когда уже начало темнеть. Собравшись мы выдвинулись домой, идти нужно было недолго, лес начинался сразу за чертой города, а жили мы все на самой окраине. Уже можно было увидеть огни в окнах домов, когда дорогу нам перегородил тёмный силуэт, будто выплывший из-за дерева. Он словно выпадал из фона, казавшись удивительно четким. И удивительно ярко горели две алые точки на месте, где у человека расположены глаза. Не знаю, как я тогда не потерял сознание от страха, наверное благодаря тому, что старый скрипач отодвинул нас себе за спину, расставив руки в стороны, будто широкими объятиями встречая незнакомца.
Силуэт качнулся вперед и мы услышали... Я не знаю точно что мы услышали, потому что первые звуки этого... шипения... заставили нас троих упасть на землю, зажимая уши руками. А старик стоял, устремив ясный взгляд голубых глаз на незнакомца.

Небесно-синий против алого.

Недрогнувшей рукой он достал скрипку из чехла. Неуловимое движение и скрипка уже лежит у него на плече, придерживаемая подбородком, а смычок хищно нависает над струнами, будто подрагивая от нетерпения. Старик шумно выдохнул, почти ахнул, и смычок зацепил струну, устремляясь в безудержный танец.

“Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой; под белеющим буруном,
И когда пылает запад и когда горит восток.”

Эта мелодия была мне неизвестна, осталась неизвестной и поныне. Смычок летал над струнами, казалось еще чуть-чуть и они задымятся. Незнакомец снова зашипел и угли его глаз вспыхнули ярче, но было такое чувство, что звуки музыки держат его на одном месте. Мелодия прервалась на секунду, старик выдохнул лишь одно слово - “Бегите”, и смычок снова забился в безумном танце. Этой секунды было достаточно чтобы силуэт преодолел половину расстояния отделяющего его от старика. А старик продолжал играть.

Небесно-синий против алого.

Мы побежали. В конце концов мы были всего лишь испуганными детьми, да и что бы мы смогли сделать оставшись. Убегая мы слышали за спиной рыдания скрипки и яростное шипение. Мелодия замедлялась, казалось скрипач играет из последних сил, стараясь дать нам как можно больше времени. Оглянувшись прежде чем деревья скрыли от нас старика и незнакомца, я увидел скрипача, его развивающиеся седые волосы, и услышал звук лопнувшей струны, ударившей по ушам как выстрел.

“Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, —
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленье
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.”

Тотчас раздалось торжествующее шипение, но мелодия продолжилась с новой силой. Лес скрыл от нас происходящее, но мы знали, что где-то там лицом к лицу стоят старик и смерть.

Небесно-синий против алого.

Добежав до города мы подняли родителей и соседей громкими криками. Даже своим детским умом мы понимали, что истории о незнакомце с красными глазами наврядли кто-то поверит и сказали что на нас напали. Придя на место происшествия, окруженные взрослыми, мы увидели лежащую на земле скрипку. Все четыре струны лопнули, и сломанный смычок лежал чуть поодаль. Скрипача искали, но так и не нашли. А мы просто знали, что где-то там алый поглотил небесно-синий.

“Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи, глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.”

Много воды утекло с тех пор. Родители пытались отвести меня к другим учителям, но те лишь разводили руками, я уже играл лучше их. Нет, я не стал известным скрипачом. Но иногда, по утрам, стоя около зеркала, я смотрю в свои голубые глаза и думаю о том, что-же старый скрипач успел нам передать. Иногда я вижу в своих его глаза. И я знаю, что однажды придет и мой час.

Небесно-синий против алого.

“Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!”*

*Стихи Николая Гумилёва.

Комментариев нет:

Отправить комментарий