Orci Ostium

Лес тянулся к небу ветвями вековых деревьев, возвышавшихся вокруг подобно столбам античного храма. Ковер мягких трав стелился под моими ногами, то и дело вспыхивая островками ярких диких цветов.
Я шел сквозь этот оплот дикой природы, вдыхая аромат чистого воздуха, перышком щекотавшего ноздри. Походный рюкзак за спиной привычной тяжестью стягивал мои плечи.
Солнце упорно катилось к закату и горизонт с минуты на минуту был готов вспыхнуть багрянцем. Пора ставить палатку и готовиться к ночевке. Я шел, насвистывая песенку, и оглядывался в поисках подходящего места, когда лес расступился и я вышел на поляну.
Деревья окружали ее ровным кругом, будто лес боялся заступить за невидимую черту. Высокая трава качалась на ветру, и казалось, будто невиданное изумрудное море ходит волнами.
Но мой взгляд приковало совсем не это. В центре поляны, разрывая на куски дикую идиллию леса, вырастал из земли клубок ржавых труб. Я не могу подобрать другого слова, это был именно клубок - хаотичное переплетение, лишенное всякого смысла. Трубы шли откуда-то из-под земли и уходили обратно. На них не было ни вентилей, ни каких-либо обозначений. Около полуметра в диаметре, скрепленные в стыках проржавевшими клепками, они не были похожи ни на что, виденное мной ранее. От них веяло древностью и странной умиротворенностью. Несмотря на свое явно неестественное происхождение, они на удивление органично вписывались в окружающий пейзаж.
Странно. Место, где я сейчас нахожусь лежит в отдалении от цивилизации, и я не слышал, чтобы здесь проходила какая-либо инфраструктура. А трубы выглядели старыми, настолько старыми, что ржавчина казалось пропитала их насквозь.
Я положил руку на одну из труб и она обожгла мои пальцы ледяным холодом. Я почувствовал, как она пульсирует, дрожит под моей ладонью. Эти трубы явно функционировали, перегоняя что-то с неизвестной целью, забытые своими создателями, но все равно продолжающие с отчаянным упрямством выполнять свою работу.
Что-ж, вот и закат. Решив далеко не уходить, я поставил палатку на краю поляны и, забравшись в спальный мешок, тут-же уснул, измотанный путешествием.
Несмотря на усталость спал я беспокойно. Всю ночь мне казалось, что я слышу негромкий металлический скрежет, лязг невидимых механизмов, шелест крутящихся шестерней. Мне снились переплетения ржавых труб, как удав, сжимающие меня в своих смертельных объятиях. Мне снились бассейны, полные крови. Она стекала из разверстых стоков, капала со сводчатых потолков. Я видел, как странные создания, неразличимые в багровой полутьме, купаются в крови, подставляя лица алым потокам. Я увидел, как одно из них, будто поняв, что за ним наблюдают, резким движением повернуло голову в мою сторону и я почувствовал его пристальный насмешливый взгляд. Почему-то мне показалось, что оно улыбается.
Я проснулся ранним утром, совершенно не выспавшийся. Но сон ушел и я, потягиваясь, вылез из палатки, стряхивая росу со стебельков травы и подставляя лицо робким лучам солнца.
Бросив взгляд в сторону центра поляны, я оцепенел. Возможно мой разум сыграл со мной злую шутку, но я готов был поклясться, что клубок за ночь разросся. Прибавились новые сочленения, а одна из труб, будто тянулась в сторону моей палатки, исчезая под землей всего в нескольких метрах от нее.
Не в силах поверить в реальность происходящего, я подошел ближе, чтобы удостовериться, что мои глаза меня не обманывают.
Тогда-то я это и увидел. Часть трубы, расположенная ближе всего к моей палатке, выглядела новее прочих. Но ржавчина, пропитавшая остальной клубок насквозь, росла, пожирая еще блестящий металл на глазах, затягивая его красно-рыжей коркой. Загипнотизированный этим зрелищем, я протянул руку и дотронулся до трубы кончиками пальцев. Как и прежде, мою кожу обжег могильный холод, и подушечки пальцев окрасились в алый. Возможно ржавчина. Но почему она так похожа на кровь?
Почему-то я совсем не удивился, заметив в траве металлическую крышку гостеприимно приоткрытого люка. Я был уверен, что еще вчера вечером его здесь не было. Несмотря на кажущуюся древность, он появился за ночь. Вырос, как растет трава и деревья. Я начал сомневаться в рукотворности этой конструкции, равно как и в своем психическом здоровье. Разве нормальный человек полез бы в неизведанную темноту, куда-то под землю, туда, куда вели эти странные трубы, по которым, я был уверен, текла кровь. Я полез.
Долгий спуск по проржавевшей насквозь лестнице привел меня в коридор. Длинный, кажущийся бесконечным коридор. Обшарпанные стены, вдоль которых тянулись все те-же трубы и какие-то провода. Тусклые лампы на потолке освещали коридор ровно настолько, чтобы не упасть, споткнувшись о некстати подвернувшийся камешек. Но несмотря на это конец коридора терялся где-то в манящей непроглядной темноте. Вдоль стен то и дело попадались лужицы густой темной жидкости, так похожей на свернувшуюся кровь.
Почему я не испугался, когда обернувшись, вместо лестницы увидел отвесную стену и сводчатый потолок? Кажется я знаю, что находится в конце коридора. Знаю, куда ведут эти трубы. Ржавчина и одиночество. Металлический привкус крови на губах. Шаг за шагом - бесконечный коридор, погруженный в полумрак.
А как, вы думали, выглядит Ад?

Тварь

- Вали к себе под лестницу, тварь! 
Отец опять пьян. Прячусь, увернувшись от брошенной мне в голову пустой бутылки. Это то, что я умею делать лучше всего. Уворачиваться и прятаться. Иначе бы я давно умер. 
- Проклятый урод, чтоб ты сдох! - пьяные вопли раздаются откуда-то сверху. Прячусь под лестницей, вглядываясь в темноту сквозь щели между ступенями. Здесь он меня не достанет. Слишком большой и неповоротливый, не пролезет. Я маленький, смогу забиться в дальний угол и переждать. Может быть даже смогу укусить его. 
- Эй ты, выродок! - вопли уже ближе. Ступени скрипят и стонут под его весом. Мне на голову сыпется пыль. Чихаю. 
Вижу его ногу прямо перед собой. Протягиваю руку и резко дергаю за щиколотку. Надоел. Слишком громкий. Теперь будет хорошим. Тихим. 
Ну и тяжелый-же он. Затаскиваю его к себе, под лестницу. Пришлось сломать его. Мягкий. Вкусный. Ем. 


Джереми был чертовски рад, купив этот дом. Небольшой, но просторный и светлый, он идеально подходил одинокому молодому журналисту. Здесь можно спокойно работать, выйдя на залитую солнцем террасу, и, попивая холодный чай, греться в лучах теплого солнца. 
Вот только скрипучая деревянная лестница в подвал его немного пугала. Джереми всегда побаивался темноты, а тьма струящаяся меж ступеней старой лестницы, казалось смотрела на него жадным голодным взглядом. 
И вот сейчас, как назло, перегорела лампочка. Теперь ему придется идти в подвал. Пытаясь побороть безотчетный страх, спуститься вниз по проклятой лестнице и взять новую лампочку. 
Открыв дверь, Джереми долго вглядывался в темноту, то ли давая глазам привыкнуть, то ли собираясь с духом. Что за идиот разместил выключатель внизу? Пока спустишься можно все ноги переломать. 
Джереми тяжело вздохнул и ступил на лестницу. Тут-же ему почудилось, будто кто-то сейчас смотрит на него сквозь щели в ступенях. Он представил, как нечто может протянуть руку и схватить его за ногу. Проклятые детские страхи, от которых он, воспитанный матерью, так и не смог избавиться вовремя. 
Как можно быстрее он спустился вниз, схватил лампочку с полки и так-же быстро поднялся обратно. Успех. Лампочка добыта, и теперь можно предаться обычному вечернему безделью. 
Довольно улыбаясь, Джереми протянул руку, чтобы закрыть дверь, когда увидел, что внизу горит свет. Проклятье! Ну конечно, он-же забыл его выключить. Но хорошего настроения уже ничего не могло омрачить, и он уверенным шагом двинулся вниз. 
Наверное он наступил в неудачное место, или просто пришел срок подгнившего дерева, но ступенька под его ногой громко хрустнула, и Джереми с криком рухнул куда-то в темноту под лестницей. 
С хрустом упав на что-то жесткое, он лежал и пытался прийти в себя. Кажется ничего не сломано. Он уже был готов посмеяться над своей невезучестью, когда увидел на чем лежит. Куча костей. Обглоданные крысиные тушки, кошачьи черепа и человеческий позвоночник с тазобедренной костью. Крик застрял у него в горле. Он услышал, как в дальнем темном углу кто-то зашуршал. 
- М... Мооее... - этот квакающий голос будто парализовал Джереми - М...мм.. мяягкий. 
Он увидел как что-то маленькое, не больше младенца, но чрезвычайно быстрое бросилось к нему из дальнего угла. Маленькое, но очень сильное. Последнее, что почувствовал Джереми была адская боль. Он увидел, как его внутренности с мерзким бульканьем выползают из разорванного живота и провалился в темноту. 


Ем. Он мягкий. Сам пришел. Теперь будет тихим. Думаю отсюда нужно уходить. Могут прийти другие, много всяких. Могу не справиться. Мне хорошо, я маленький. Пролезу в вентиляцию. Рядом большой дом. Много мягких. Вкусно.

Очерк: Туман

Над городом повис туман. Густой, почти осязаемый. Густой настолько, что, казалось, можно протянуть руку и оторвать кусочек, завладев обрывком облака, как осколком неба. Туман растекся по безлюдным улицам, протягивая свои причудливые щупальца так далеко, как только мог.
Туман знал, что где-то там, в его утробе, сейчас происходит маленькая трагедия. Но ему было все равно. Веками он бесстрастным свидетелем наблюдал за подобными вещами, скрывая в своей белесой дымке грязь, боль и жестокость, потворствуя им, покрывая...
Возможно сейчас там кого-то насилуют, убивают, или грабят. Возможно чья-то маленькая жизнь сейчас висит на тонком волоске, готовая вот-вот сорваться в бездну. Но туману все равно.
Сейчас - его время. Время спрятать от чужих, ненужных глаз это таинство жестокости, праздник диких инстинктов.
Скоро он уйдет. Исчезнет с первыми лучами солнца. И, когда последний узор ночного тумана растворится в стремительно светлеющем небе, чья-то маленькая трагедия станет различима чужим, ненужным взглядам, с лицемерным сочувствием наблюдающим за ее закономерным итогом, будь то кровь на мостовой или безнадежно мертвое тело.
Но это потом... А пока - пусть вьются по улицам причудливые щупальца тумана. Пусть где-то там разрывают на части чью-то обыденную жизнь. Туману все равно.

Non progredi est regredi

Все началось с того, что я разучился писать стихи. Даже не так, “разучился” - не совсем подходящее слово. Дело в том, что с детства я обожал писать. Когда другие дети играли на улице в свои детские игры, я сидел за столом и писал четверостишие за четверостишием в свою тетрадь. Бывали конечно и неудачи, но зачастую из под моего пера выходили неплохие вещи. Я просто придумывал тему, а дальше было дело техники: слова будто сами ложились в ритм. Конечно, с возрастом темы менялись, но я продолжал исправно сочинять.
И вдруг - как отрезало. Не могу сказать, что однажды утром я проснулся и понял, что больше не напишу ни строчки, нет. Я упустил момент, и поэтому не могу сказать и даже предположить, что послужило причиной.
Сначала я не обращал на это внимания, тем более, что никак не мог подобрать тему для очередного стихотворения. Но потом, когда в голову пришла интересная идея, я открыл тетрадь, и... ничего. Так продолжалось день за днем: я садился за стол, вертел в руках карандаш и, после некоторого времени бесплодных попыток, закрывал тетрадь.
Конечно, я не просто смотрел на чистый лист бумаги, я пытался что-то написать, но все мои жалкие потуги ни к чему не приводили. Строки выбивались из ритма, шатаясь, как пьяница после веселой ночи, рифмы мозолили глаза расхожими сочетаниями вроде “кровь-любовь” или “пришел-нашел”.
Мне была неприятна сама мысль о, так называемом “творческом кризисе”, но, похоже, это был именно он. Возможно кому-то это покажется не таким уж страшным явлением, но я воспринимал это как что-то вроде деградации. Люди выдумали слишком много слов для объяснения, а чаще для оправдания того, что с ними происходит: декадентство, кризис, упадок... Non progredi est regredi - эту известную латинскую пословицу часто любил повторять мой дед. Я очень хотел бы воспринимать мою маленькую неприятность, как новую ступень моего развития, шаг вперед, а не назад, но не мог.
Тогда я попытался идти от истоков проблемы. Я предполагал основной причиной всех творческих кризисов, что когда либо случались, отсутствие новых впечатлений. Что-ж, сказано - сделано, я устроил себе несколько незабываемых приключений. Адреналин кипел в крови, за несколько месяцев я попробовал и повидал многое из того, что никогда бы не попробовал, если бы отчаяние все больше не захватывало меня. Впрочем, ничего из этого не вышло.
И вот, когда я уже готов был погрузиться в пучину отчаяния и безнадеги, сидя за барной стойкой и опустошая рюмку за рюмкой, ко мне подсел странный человек. Черная шляпа была низко надвинута на лоб, так что густая тень скрывала его глаза, острый подбородок венчала аккуратно подстриженная эспаньолка, а длинные пальцы смыкались на изящном навершии тонкой трости. В общем-то мой новый знакомый обладал типичным мефистофелевским обликом. Человек заказал себе бокал красного вина и будто невзначай заговорил со мной на какую-то ничего не значащую тему. Его приятный низкий баритон завораживал, заставлял слушать и слушать, проникаясь его идеями, веря каждому его слову.
Вдруг в моей голове будто зазвенел колокольчик, я выхватил из кармана пиджака карандаш и быстро, словно боясь потерять мысль, написал на салфетке короткое стихотворение. Оно не было похоже на мои предыдущие творения, но это было оно! Как и прежде, когда я мог писать, оно не напоминало графоманский бред! Я извинился перед этим странным человеком и, расплатившись, побежал домой, будто подгоняемый ветром. Ворвавшись в свою комнату, на ходу доставая карандаш, я был готов творить, творить и еще раз творить! Как прежде...
Но сидя за столом, вперив взгляд в чистый белый лист, я понял, что озарение ушло, оставив свой след лишь на салфетке, которую я, ничтоже сумняшеся, оставил незнакомцу.
За окном был поздний вечер, когда в мою дверь раздался тихий вежливый стук. Словно сомнамбула, я встал со стула и отворил дверь. За ней стоял давешний человек, он улыбнулся своей загадочной улыбкой и попросил разрешения войти. Не знаю почему, но он вселял какое-то поразительное чувство доверия к себе, будто мы с ним были знакомы всю жизнь, а не перекинулись парой слов в баре. Конечно-же я впустил его.
И снова его мягкий баритон вился змейкой по моей комнате. Мы разговаривали с этим странным человеком, так и не назвавшим своего имени, на множество различных тем: от религии до науки, от преступников до поэтов. Он был интересным собеседником, казалось, он знает все, или почти все, что когда-либо происходило, а может еще произойдет.
Я почти не удивился, когда мои пальцы сами схватили карандаш и строфа за строфой родили на бумаге новое стихотворение. И тогда я засмеялся. Я хохотал так, как не хохотал никогда в жизни. Так, что из моих глаз брызнули слезы, а живот свело судорогой. Незнакомец сидел на стуле и как-то тепло, понимающе улыбался. Отсмеявшись, я приготовился извиниться за свой нелепый порыв, но со смешанным чувством удивления и ужаса обнаружил что нахожусь в полном одиночестве.
Человек исчез. Попросту испарился на месте. Я огляделся вокруг - и определенно, в комнате находился только я один. Тут кое-что привлекло мое внимание - к стене была прислонена тонкая трость с изящным серебряным навершием в форме головы какого-то зверя, в пасть которого была аккуратно просунута салфетка. Развернув ее, я не смог подавить новый приступ истерического смеха.
На салфетке моим почерком было написано стихотворение. Это точно было то стихотворение, что я наскоро написал в баре. И одновременно другое:

Аду нужны пророки:
Пусть слово - не клинок,
Но ломаные строки
Наш воспоют порок.
На твои лягут плечи,
Как мантией - грехи.
То, что других калечит
Ты обратишь в стихи.

Кажется теперь я точно знаю, кем был этот незнакомец. Я прихватил трость, и, довольно напевая под нос какую-то песенку, последний раз окинул взглядом свою уютную комнату.

Снег кружится...

Ну и метель. Не должно весной быть таких метелей, это как-то... неправильно. Когда крупные снежинки залепляют лицо, лезут в глаза, нос, уши. Когда приходится месить уже изрядно уставшими ногами снежную кашу, отмахиваться от назойливого снега, не видя ничего дальше нескольких метров вокруг.
Город был безлюден. Даже оживленные дороги сейчас пустовали, а редкие пешеходы... Стоп. Когда он видел последнего пешехода? Давно. Уже битый час пробирается через этот снежный ад, а по дороге не встретил ни одного человека. Даже для этой, не слишком оживленной части города, такое было странно.
Заметно похолодало. Как температура может так сильно упасть за какой-то час? Он проклял тот момент, когда выходил из дома, одев только легкую куртку. Но тогда-то с неба падал, кружась, легкий снежок, а градусник показывал положительную температуру. Теперь-же вокруг зверствовал не на шутку зимний мороз. Мокрая каша под ногами заледенела, и ему приходилось перебираться через затейливые узоры, оставленные подошвами проходивших здесь до него людей.
А еще снег идет как-то странно. Он никогда не видел, чтобы снежинки кружились в воздухе, не касаясь земли, образуя плотную завесу. Едва ли сотая их часть достигала асфальта.
Впрочем, вскоре намело достаточно, чтобы он шел, проваливаясь по щиколотку в снег.
Он достал руку из кармана и постарался поймать снежинку, сам не понимая зачем. Большинство, как живые, кинулись в стороны, и лишь одна опустилась ему на ладонь. Обжигающе холодная. Слишком холодная. Он встряхнул рукой, и снежинка вспорхнула с его ладони, оставив на коже красную точку.
В смятении он поспешил дальше. Не успев сделать и пары шагов, он растянулся в снегу, споткнувшись обо что-то, лежащее поперек дороги. Быстро вскочив, отряхивая с кожи жалящие морозом снежинки, он оглянулся, чтобы посмотреть, что послужило причиной падения.
Поперек тротуара, заметенный снегом, лежал человек. Посиневшее лицо, и широко распахнутые глаза, затянутые ледяной пленкой.
Он со свистом втянул воздух, стараясь не закричать, когда случилось нечто невообразимое. Метель расступилась, давая ему увидеть десятки тел, лежавших на дороге. Многие из них уже замело, так что можно было разобрать только очертания, но некоторые безмолвно смотрели на него глазами, покрытыми льдом.
Он все-таки закричал. Рванувшись вперед, не разбирая дороги, он побежал, стараясь не упасть. Метель снова закрывала обзор, а снежинки безжалостно жалили его лицо, оставляя кровавые узоры.
Вдруг впереди замаячил человеческий силуэт. Кажется высокий, широкоплечий мужчина. Этот силуэт вселил в его сердце надежду, что он не один, что есть еще кто-то. Кто-то выживший. Может быть еще не конец. Он рванулся в сторону незнакомца.
Когда силуэт распался на тысячи кружащихся снежинок, он все понял. Это конец.

Очерк: Смерть

Ничего в этом теплом весеннем вечере не предвещало беды. Когда он шел по темному переулку, возвращаясь поздно вечером домой, у него не было ни малейшего предчувствия надвигающегося несчастья. 
Он даже не успел понять за что его убили. 
Внезапная острая боль в боку. Удаляющийся топот ног. Асфальт, бросившийся в лицо.
Он умер не сразу. Конечно, это было бы слишком просто, слишком милосердно.
Кажется у него начался бред. 
- Когда придет время войны, я сложу свои копья и попрошу поцелуй. - пробормотал он, увидев перед собой глаза женщины, которую всегда любил.
Какой-то частью сознания он понимал, что ее не может быть здесь. Она сейчас где-то далеко, в другом городе, со своим мужем, нянчит детишек.
Но ее глаза... Боже, эти глаза, они всегда сводили его с ума. 
Даже сейчас, в агонии царапая асфальт слабеющими пальцами, он улыбнулся губами, стремительно приобретающими синеватый оттенок.
- Пообещай, что расскажешь своим детям пару моих сказок. - его глаза начали закатываться. - Тех, добрых, что я писал когда-то.
Каждый вдох все тяжелее. 
- Моих... Сказок.
Багряно-черное марево скрыло от него глаза любимой, но в последний миг, на своих немеющих губах он ощутил ее поцелуй.

Фантазии

Часть 1. 

С детства я обладал гиперактивным воображением. Так по крайней мере объясняли происходящие со мной вещи взрослые. И в самом деле, что взять с ребенка, который услышав во дворе страшилку, ночью бежит к родителям в слезах, утверждая что кто-то страшный сидит у него под кроватью.
Тогда я плохо понимал, что со мной происходит, да и сейчас не могу всего объяснить. Но еще будучи несмышленым мальчуганом, я осознавал, что происходящее - ненормально.
Да, ребенку с развитым воображением может привидеться бабайка. Но мог ли этот бабайка, который, по версии взрослых, существовал только в моем воображении оставить на моей ноге смачный грязный след руки с семью пальцами?
Проснувшись однажды утром и обнаружив, что чудовище, ночью тащившее меня за ногу куда-то в темноту под кроватью не только мне не приснилось, но и оставило у меня на лодыжке весомое доказательство своего присутствия, я окончательно замкнулся в себе, решив больше никому не рассказывать ничего о происходящем.
Если бы дело ограничивалось только одним чудиком, я бы скорее всего смог как-то приспособиться. Но нет же! Одним далеко не прекрасным днем я услышал историю из разряда “Не оборачивайся”, о типе за спиной и страшных карах, постигших всех, кто не послушал его предостережения и все-таки обернулся. Тем-же вечером, читая книгу, я услышал шепоток позади и почувствовал на плече холодную костистую руку.
С ним было легче, чем с тем, из-под кровати. Он не пытался меня никуда утащить, просто появлялся из ниоткуда с наступлением темноты и так-же бесследно исчезал после получаса увещеваний обернуться. Конечно я не оборачивался. Вот еще, слушать всяких...
Время шло, и вскоре моя жизнь напоминала бесконечную игру в прятки с толпой голодных монстров. Простой поход в туалет ночью превращался для меня в целое испытание: я вскакивал с кровати, уворачиваясь от цепких лап, норовивших схватить меня за щиколотку, бросался к выключателю и зажигал свет за секунду до того, как темнота вокруг перестанет быть такой безжизненной и спокойной. Но и при свете нельзя было чувствовать себя в безопасности, мало ли историй о существах, которым он не преграда.
Не знаю как я, при такой жизни, не сошел с ума. Да-да, я был полностью уверен в своей адекватности. Причиной тому послужил один случай, после которого я окончательно отмел все надежды на то, что я просто психически нездоров.
В силу событий, описанных выше, я стараюсь возвращаться домой засветло. Но одним теплым летним деньком, гуляя с другом, я забыл о времени и спохватился только когда последний яркий луч закатного солнца ударил меня по глазам. Я извинился и уже был готов оставить друга добираться домой в одиночестве, когда увидел его лицо. Побелевшими от ужаса глазами он смотрел мне за спину, застыв на месте как статуя. Его губы мелко дрожали, казалось он хочет закричать, но не может. Я схватил его за руку и со всей возможной скоростью потащил в сторону удачно оказавшейся рядом круглосуточной кафешки, надеясь что “порождение моей фантазии” нас не догонит.
Обошлось. Если так можно сказать. Мой друг так и не оправился и теперь заперт в какой-то психбольнице, накачанный химией как лабораторная крыса. Когда я ехал с ним в карете скорой помощи, любезно вызванной сотрудниками кафешки, он лежал на носилках, свернувшись калачиком, и дрожал. Позже я навещал его. И каждый раз он встречал меня пустым взглядом, мерно раскачиваясь на стуле и повторяя одну и ту-же фразу, как молитву: “Я не видел тебя, не видел тебя, не видел... Пожалуйста, я не видел...”.

Часть 2. 

Я не перестаю удивляться, но мне не только удалось не сойти с ума от происходящего, но и получилось даже несколько приспособиться. Мои “домашние любимцы”, как я стал их шутливо называть, оказались не такими уж опасными, нужно было только соблюдать определенные правила. Тем более, что их основной, скажем так, состав был сформирован еще в пору моего детства, когда избегать страшилок было намного сложнее.
Долгое время я пытался найти выход из положения, но сколько я ни читал сказок о героях, побеждающих зло, ни один так и не появился, чтобы спасти меня. Видимо такова была особенность моего воображения, но материализовалось только все самое нереальное, самое злое, что только можно было встретить в книгах. Да, никакие монстры с телеэкранов не докучали мне, исключительно твари с бумажных страниц или из устных историй.
Тогда я решил писать сам. Чем черт не шутит, вдруг то, что не вышло с чужими историями, выйдет со своими. Я начал писать осторожно, истории, которые слышал в детстве, чтобы не рисковать и не наплодить еще больше монстров. Я переписывал их как помнил, но в каждую историю я старался незаметно добавить тому или иному чудовищу некоторые слабости. Так например стеснительный шептун, обожающий нависать над плечом, в моей истории не выносил любой, даже самой тихой музыки.
Можете представить весь масштаб моей радости, когда при следующем его посещении, я включил какой-то тихий вальс и шепот пропал. После этого я начал строчить истории со скоростью пулемета и вскоре выживать мне стало намного легче.
Через некоторое время я уже чувствовал себя практически в безопасности. Весь мой пантеон чуть ли не стоял по стойке смирно и я, вдохновленный успехом, решил пойти дальше. Тем более, что теперь, при соблюдении определенных правил, в мою квартиру можно было даже привести постороннего человека.
Стоит ли упоминать, что при таком образе жизни я был чертовски одиноким? Нет, конечно компания, если так можно выразиться, у меня была всегда, но... сами понимаете. История, написанная следующим вечером была пожалуй лучшим, что я когда-либо творил. В ней было все - немного драмы, немного смеха, чуть больше надежды, и конечно-же море ужаса. Я кое чему научился за все это время, и понял, что хорошее можно извлечь и из плохого.
На следующий день я познакомился с прекрасной девушкой. Не буду углубляться в подробности нашего знакомства, скажу только, что я от кое-кого ее спас. Она была милой, веселой, и вообще моим маленьким идеалом... Не удивительно, ведь фактически, я сам ее написал...
Таким счастливым я себя еще никогда не чувствовал. Небольшие странности иногда приводили меня в недоумение, но в основном я старался закрывать на них глаза. Так например, она никогда не фотографировалась, мотивируя это крайней нефотогеничностью. Когда я приводил ее к себе домой, мои полуночные друзья вели себя тише травы ниже воды, будто прячась от чего-то, что их неимоверно пугало. Наверное я уже тогда обо всем догадался, просто хотел как можно дольше растянуть счастливые мгновения.
Кто знает, чем бы все это закончилось, но сегодня, когда моя девушка спала, я поддался любопытству. Да, я сфотографировал ее. Сейчас, пока я пишу эту историю, она спит в соседней комнате. Не уверен, что смогу скрыть от нее то, что увидел на этом снимке. Что-то пошло не так, и моя теория о том, что даже из плохого можно извлечь что-то хорошее, рассыпалась в прах. Впрочем у меня в голове созрел новый план.
Мне всегда было интересно, что будет, если я напишу историю, которая будет немного отличаться от прочих. Историю, где главный монстр - я. Что-ж, если все получится - прощайте. А еще... я не завидую тем, кто поселится в этой квартире после меня.

Когда кончается сказка

Властелин Тьмы разбирал бумаги в своем кабинете, что-то ворча себе под нос, когда в комнату ворвался советник, едва не вышибив своим грузным телом дверь.
- Ваше Подлейшество! План сработал! Он мертв!
- Кто? - Властелин бросил на советника скептический взгляд поверх очков.
- Ваш злейший враг, Хозяин Света! - советник даже подпрыгивал на месте от возбуждения, что при его весе отрицательно сказывалось на изящном паркете, которым был покрыт пол.
- Да ладно... - Властелин Тьмы устало откинулся на спинку кресла - Уверен, он опять выкрутился.
Довольная улыбка на лице советника растянулась до ушей.
- Никак нет! Я сам видел! Мертвее не бывает! Теперь этот мир - ваш!
Властелин снял очки, потер внезапно заслезившиеся глаза, неуверенно захохотал отрепетированным зловещим смехом, и, сорвавшись на высокой ноте, спросил каким-то странным дрожащим голосом:
- Получается - все?
- Да, Ваше Подлейшество! Война закончена! Мятежные королевства слагают оружие.
- Уйди, я хочу побыть один - бросил Властелин отвернувшись.
- Но...
- Уйди я сказал! - рыкнул Властелин сверкнув глазами, и советнику пришлось срочно ретироваться за дверь, уворачиваясь от кусачих зеленых молний, норовивших ужалить его в обширное седалище.
Когда дверь кабинета захлопнулась, Властелин некоторое время сидел у окна, бездумно наблюдая за марширующими снаружи Легионами Смерти, а потом, вздохнув, достал из шкафа бутыль вина и налил себе первый бокал.
Вскоре под столом возвышалась гора пустых бутылок, а изрядно надравшийся Властелин Тьмы качался на стуле и размышлял.
Он никогда не задумывался о том, что бывает, когда кончается сказка. Вот и настал тот день, о котором он давно мечтал. Враг повержен и теперь ничто не мешает его господству. Однако, вместо триумфа он почему-то ощущал только горечь. Что теперь? Расформировать армию, снизить налоги и сидеть на троне, наслаждаясь безграничным могуществом?
Пришло время признаться себе, что весь этот чертов мир держался на противостоянии света и тьмы. Властелин слишком привык к борьбе, слишком привык к своему хорошему врагу, которого он безмерно уважал. А теперь враг мертв и, казалось бы, надо праздновать победу и задумываться о том, как управляться с новыми территориями... налаживать торговые пути... Властелин скривился от отвращения. Ну уж нет!
Прикорнувший на стуле советник вздрогнул, когда тяжелая дверь кабинета распахнулась от мощного пинка. На пороге, пошатываясь, стоял Властелин Тьмы, обводя приемную мутным взглядом.
- Д-да, Ваше Подлейшество? - советник был готов ко взрыву.
- Ссслушай, червяк - Властелин наконец сфокусировал взгляд - готовь машину для оживления.
- Да, повелитель. - советник склонился в поклоне - Кого будете оживлять?
- Хозяина Света - Властелин Тьмы икнул, распространяя вокруг едкий запах перегара, от которого цветы, стоящие в кадках тут-же завяли и почернели.
- Н-но, зачем, о Всемогущий! - советник непонимающе уставился на Властелина. - Вы-же победили!
- А потому... ик... Глупая твоя башка... Потому что если в этом мире не будет добра - нам самим придется стать добром. - Властелин скорчил унылую гримасу - А это слишком скучно.

Улыбайтесь, господа

Хочешь что-то изменить? Не выйдет. Никогда. Не будет цветущих садов и улыбок на лицах детей. Не будет ясного голубого неба и теплых солнечных лучей.
Пытаешься что-то изменить? Пытайся на здоровье. А тебя будут раз за разом втаптывать в грязь с приветливой улыбкой на лице. Ты будешь захлебываться липкой жижей, протягивая руки к тем, кто может тебя вытащить, но они будут все так-же улыбаться своими искренними улыбками.
Ты остановишься? Не смеши. Встанешь, отряхнешься и будешь пытаться снова и снова. Как бы мучительно больно тебе ни было. Что бы ни случилось. Надежда тает как снежинка на ладони, но тебе все равно. Ты будешь раз за разом штурмовать эту неприступную стену, будешь выжидать, как зверь, будешь снова и снова захлебываться грязью, но не отступишь.
Ты знаешь, что у тебя ничего не выйдет, но гонишь от себя эту мысль. Она не просто причиняет тебе боль, она разрывает тебя на части, впивается в глаза раскаленными иглами, ломает кости, вытягивает сухожилия, выжигает тебе плоть огнем. Ты лучше позволишь раз за разом топтать все что тебе дорого, изваляешь в грязи свою гордость, разобьешь свою честь на сотню кусочков, спрячешь свою совесть в самый темный и сырой подвал и запрешь его на тысячу замков. Но не отступишь.
И вот сейчас ты снова поднимешься, отряхнешь грязь с одежды, повесишь на лицо очередную улыбку из своего золотого набора. Но с каждым разом все тяжелее и тяжелее. В твоих жалких попытках все больше отчаяния и безнадеги. Ты ждешь, когда соломинка сломает спину верблюда. Это случится... когда-нибудь. А пока поднимайся! Скоро новый день. Ты-же не упустишь возможности снова искупаться?

Цветущий жасмин

Они шли по темной, пропахшей цветущим жасмином улочке, о чем-то живо разговаривая. Юноша и девушка, красивая пара.
Он был невысоким брюнетом, с вечной ироничной и слегка виноватой улыбкой. Его невозможно было разозлить, обидчика всегда встречала эта открытая обезоруживающая улыбка. Ни разу за все время, что они были знакомы он не вышел из себя, не повысил на нее голос.
Она. Чуть ниже своего возлюбленного, с огненно-рыжими волосами и неудержимым боевым характером. Добрая, верная, любящая. Обожающая приключения, веселая и непосредственная.
Теплая весенняя ночь опустилась на город и погрузила его в непередаваемую волшебную атмосферу. Запах жасмина кружил голову, вселяя радость в сердца молодых и даруя молодость пожилым.
В такую ночь просто не может случиться ничего плохого. Все гадкое, мерзкое, противоестественное в такую ночь должно прятаться в своих норах, раздраженно шипя в высокое чистое небо.
Однако терпкий запах жасмина, а может быть квинтэссенция жизни, висящая в воздухе, пробудили ото сна нечто, бросающее вызов всему доброму, что есть в этом мире. Нечто невообразимо голодное, пылающее ненавистью к этой жизни, этой любви, этой весне.
Молодые люди тихо беседуя продолжали свой путь в свете фонарей, не замечая, как что-то черное, вобравшее в себя всю темноту этой ночи, наблюдает за ними с высокой крыши. Вот острейшие когти впиваются в кирпич, оставляя на нем глубокие борозды. Охотник шел по следу.
С крыши на крышу, по отвесной стене, не отрывая взгляда от воплощения всего, что ему ненавистно, существо преследовало влюбленных. Замирая тенью в свете луны, выжидая и затаиваясь, оно втягивало невидимыми ноздрями запах жасмина и жизни.
Они остановились у подъезда, не заметив отвратительной тени, мелькнувшей над их головами. Поцеловав любимую на прощанье, юноша стоял и смотрел как она входит в темный подъезд и как за ней закрывается тяжелая дверь.
Нечто съежилось в тени у него за спиной, сжавшись в тугой, готовый к прыжку комок. Два алых глаза, единственное яркое, что было в этом пышущем ненавистью сгустке темноты, с жадностью наблюдали за добычей.
Существо уже было готово прыгнуть и впиться в брызжущую жизнью фигурку юноши, когда тот обернулся. Последним, что видело безумно отвратительное, приготовившееся к трапезе существо, были два алых глаза, да ироничная, слегка виноватая улыбка, превратившаяся в оскал. Охотник стал добычей.
В такую прекрасную ночь просто не может случиться ничего плохого. И этот запах жасмина...

Прекрасный новый мир

С самого детства врачи пророчили мне скорую смерть. Неважно чем я был болен, но по самым радужным их прогнозам я не должен был дожить и до тридцати. Лечись, не лечись - итог один.
В более ли менее сознательном возрасте я отказался от всякого лечения. Вот еще, тратить драгоценные дни, валяясь в больнице истыканным иголками как еж. Поэтому я собрал вещи и решил жить, как жил бы, будь я полноценным, здоровым человеком.
Не помню, в какой из моментов я начал копить злобу на окружающий меня мир. Возможно тогда, когда сочувствующие взгляды начали жалить меня как пчелиные укусы.
Возможно, когда от меня ушла девушка. Я ее не осуждал, конечно она предпочла здорового молодого человека хронику, который загнется через несколько лет.
Вот только я не загнулся.
Я учился, учился с каким-то особенным рвением. Казалось бы, зачем? Однако я с отличием окончил институт, а затем получил ученую степень в области биологии.
Позже я легко устроился в государственную контору, занимающуюся биологическим оружием и средствами защиты от него. Им пожалуй стоило бы пересмотреть свою политику безопасности... неважно.
Был один проект, занимающий все мое свободное и львиную долю рабочего времени. Весьма перспективный штамм. Насколько перспективный я понял намного позже и именно тогда в моей голове и созрел план. Немного удачи, чуть больше хитрости и лжи, и мой маленький друг был тайно перенесен в домашнюю лабораторию.
Тридцатилетний рубеж был успешно пережит, но я не особенно этому радовался. Не спешил я и отказываться от своего плана.
И вот в один солнечный денек я держал в руках пробирку с веществом, позволяющим мне выстроить мой новый, прекрасный мир.
Вечером, выпив бокал вина я разбил пробирку, выбросив осколки из окна, и лег спать, забывшись спокойным сном младенца.
Наутро во всем мире проснулся только я. Я один.
Мой милый друг, взращенный мной в лаборатории, оказался парнем не промах. Мой невидимый маленький убийца разлетелся по планете с ужасающей скоростью. Он проник в каждый дом, в каждую хижину, в каждый герметичный отсек и сделал так, чтобы любой человек уснув, больше никогда не проснулся.
Я шел по пустым улицам, будто выжженным моим безобидным детищем. Зайдя к своей бывшей девушке, я увидел ее, ее мужа и детей, словно спящих крепким сном. Таких спокойных, и таких безмятежно-мертвых. Я проведал своих коллег по работе, своих старых друзей, и все они спали вечным сном.
Странно. Я думал, что почувствую удовлетворение. Почему-то его не было. Я сел посреди безлюдного парка, и заплакал. Я не жалел о содеянном, слезы просто текли сами собой.
Что-ж, мой милый друг, пора. Я прилег на шелковистую траву и закрыл глаза. Пришло время моему маленькому убийце встретиться со своим создателем. Мои расчеты были верны. Я умру последним.
Спокойной ночи, мой прекрасный, новый мир.

Второй шанс

Дорогой друг, я хочу задать тебе один вопрос. Подумай хорошенько прежде чем ответить на него, это важно не столько для меня, сколько для тебя самого.
Представь, что у тебя есть возможность исправить одну, только одну ошибку прошлого. Представь что ты получил второй шанс, шанс сделать что-то так, как мучительно хотел бы. Ты бы убил человека ради этого? Совершенно незнакомого, просто случайного прохожего. А десять? Сотню?
Я бы убил. Неважно сколько, неважно кого. Одна ошибка, всего одна... Но как я хотел ее исправить.
Дорогой друг, представь, что ты - это я. Ты достаточно молод и успешен. Казалось бы, чего тебе не хватает для счастья? Только одного. Представь, что когда ты был моложе (младше?), и твои глаза застилал эгоизм вкупе с гордыней, ты совершил одну маленькую ошибку. Что-то сделал не так, или в моем случае - просто не сделал. И теперь из-за этой ошибки ты не спишь ночами, мучаясь нестерпимым и таким по детски смешным желанием изобрести машину времени и вернуться в прошлое, чтобы сделать все иначе... лучше.
Представь, что ты - это я. Одним непогожим вечером, когда ты возвращаешься домой, сжимая в зубах сигарету, ежась от пронизывающего холода и щелкая отсыревшим кремнем зажигалки, к тебе подходит ничем не примечательный человек. Серое пальто, серые брюки, и лицо какое-то... серое, не запоминающееся. Человек останавливается рядом с тобой и опустив взгляд серых (конечно серых!) глаз вниз начинает говорить. Он знает о тебе многое, или почти все, этот незаметный человек. Он говорит, что может помочь тебе, естественно не безвозмездно, исправить одну ошибку. Говорит, что ты можешь исправить любую ошибку прошлого, только одну на свой выбор. Но вы оба знаете, какую именно ошибку ты хочешь исправить.
Ты слушаешь. Почему-то ты не уходишь от сумасшедшего, а продолжаешь слушать этот вкрадчивый серый голос. Он говорит тебе, что цена второго шанса - жизнь. Будто отвечая на твой вопросительный взгляд он усмехается блеклой улыбкой и говорит, что это не твоя жизнь и не жизнь твоих знакомых и друзей. Всего-лишь незнакомец. Возможно не один, но что такое жизнь незнакомца в сравнении с твоим маленьким счастьем.
И конечно ты соглашаешься. Возможно в тот момент ты думаешь об абсурдности ситуации и хочешь просто побыстрее уйти от этого человека, будто загипнотизировавшего тебя взглядом своих бледных глаз, но ты все равно соглашаешься. Не говоря ни слова, он склоняет голову в полупоклоне и ты просыпаешься.
Дорогой друг, представь, что после странного разговора ты просыпаешься в своей постели, но за окном вместо промозглой осени - мороз и снег. Ты смотришь на календарь и видишь дату - несколько лет назад, когда фатальная ошибка еще не была совершена, или еще не поздно было все исправить. Ты бежишь к зеркалу и видишь в нем себя. Себя, помолодевшего на несколько лет.
Что дальше? Ты естественно делаешь все так, как мог сделать и наслаждаешься своим теплым счастьем, забыв странного человека и пронзительный взгляд его серых глаз.
И вот, несколько лет спустя, одним непогожим вечером, когда ты возвращаешься домой, сжимая в зубах сигарету, ежась от пронизывающего холода и щелкая отсыревшим кремнем зажигалки, к тебе подходит ничем не примечательный человек. Все то-же серое пальто, серые брюки и лицо, с застывшим выражением скуки. Он как и прежде останавливается рядом с тобой и говорит, что пришло время отдать долг. Он указывает взглядом случайного прохожего, пожилого мужчину, идущего куда-то с пакетами в руках. Серый человек предлагает тебе последовать за мужчиной. По пути он рассказывает тебе историю о том, что этот мужчина спешит домой с подарками. Сегодня день рождения его внука.
В твоих руках оказывается нож. Обычный кухонный нож с деревянной рукояткой и широким лезвием...
Представь, что ты возвращаешься домой, туда, где теперь тебя ждет твое маленькое теплое счастье, и напиваешься до потери памяти. Ты стараешься забыть кровь на своих пальцах и мертвые застывшие глаза мужчины, лежащего на асфальте. Алкоголь берет плохо, но ты все равно забываешься беспокойным сном, полным кошмаров, самый страшный из которых - пронзительный взгляд серых глаз.
Ты снова видишь эти глаза через несколько дней. Ничем не примечательный человек подходит к тебе и указывает на подростка, совсем еще мальчика. Человек рассказывает о том, что мальчишка идет к любимой девушке, с которой они собираются пожениться. Ты чувствуешь шершавую деревянную рукоятку в своей ладони...
Возможно ты попытаешься покончить жизнь самоубийством, не выдержав происходящего. Но раз за разом ничем не примечательный серый человек будет останавливать тебя, говоря, что долг еще не отдан.
И вот однажды, когда ты сидишь дома в одиночестве, взгляд серых глаз находит тебя. Усталый, ничем не примечательный человек говорит, что твой долг наконец отдан. Но тебе все равно. За это время ты изменился, отдавшись в мягкие лапы апатии. Тогда человек присаживается рядом и говорит, что ты можешь исправить еще одну ошибку. Что все эти люди могут остаться целы и невредимы.
Цена второго шанса - жизнь. Ничем не примечательный человек склоняет голову в полупоклоне, глядя тебе в глаза. Ты чувствуешь в ладони такую привычную деревянную рукоятку...

Зима

Мы с Иванычем сидели на крылечке и смотрели как солнце опускается в тайгу, скрываясь за верхушками сосен. Дед как обычно смолил самокрутку, распространяя вокруг крепкий запах махорки, а я просто сидел, прикрыв глаза, и прислушивался к звукам засыпающего леса.
- Зиму пережить надо. Ой недобрая зима будет, нюхом чую. - бросил Иваныч, пуская густое облако дыма.
- Почему недобрая? - я насторожился.
Иваныч был кем-то вроде здешнего деревенского ведьмака. В травках толк знал, да и говорили, в заговорах разбирался. Скотину вылечить - Иваныча зовут, роды принять - снова Иваныч, да и, чего уж там, мертвеца правильно похоронить. Поэтому к словам деда обитатели деревни прислушивались всегда. Уважали, да и побаивались, чего греха таить.
Прислушивался к его словам и я. Тем более, что когда я приехал в эту глухую деревню, которой и на карте-то нет, первым делом я крепко сдружился с этим коренастым улыбчивым дедом, пустившим меня жить в свою хату. Иваныч даже взялся учить меня кое-чему из своего ремесла, травы разные показывал, и не только. Ворчал, что стар дескать он стал, помощник пригодится.
- Почему, почему... Молодежь... Заражаете землю-матушку из-лу-че-ни-я-ми ентими... - старик раздосадованно сплюнул - Думаете долго терпеть будет?
Слову “излучение” старик научился у меня и гордо использовал его при каждом удобном случае, чаще всего подтрунивая надо мной.
- Не по нраву ей это, ой не по нраву.
Послюнив пальцы, старик затушил самокрутку и кряхтя поднялся с крылечка, давая понять, что пора бы уже и на боковую, когда странный звук из-за оградки заставил нас настороженно замереть на месте.
Из зарослей высокой травы раздался протяжный стон, за ним глухой хруст, и мы увидели нескладный человеческий силуэт, чернеющий в густых сумерках.
Вечерний гость был сутул и стоял как-то странно, будто одна нога у него была длиннее другой. Последовавший звук заставил меня покрыться мелкими противными мурашками с ног до головы. Скрип зубов. Я готов был броситься бежать сломя голову, но меня остановил Иваныч, крепкой, совсем не стариковской хваткой, взявший меня за локоть.
Старик не выглядел ни испуганным, ни растерянным. Скорее раздраженным донельзя. Отодвинув меня к себе за спину он коротко выругался и, уперев руки в боки, направился в сторону гостя:
- Никифорыч, ты чтоль, холера ты эдакая?! - голос деда был полон праведного гнева - Ты, шельмец, чего бродишь, гад? Чего тебе в могиле не спится? А ну пшел прочь отседа!
Я как стоял, так и застыл на месте. Такой пламенной речи я от старика не ожидал. И как ни странно, гость старика послушал. Постоял, будто обдумывая что-то, и пошатываясь заковылял в сторону деревенского кладбища.
Старик некоторое время посмотрел ему вслед, а затем развернулся и как ни в чем не бывало пошел в хату, сокрушенно качая головой.
Я поспешил за ним.
- Слышь, Иваныч, это что вообще было такое?
- Шатун, - спокойно сказал дед, забираясь на печь. - Покойничек ходячий, если по вашему. Я ж говорю - тяжкая зима будет...
С этими словами дед отвернулся к стене и безмятежно захрапел.
Я-же этой ночью долго не мог уснуть, обдумывая ночное происшествие. Не то, чтобы я не верил, что ночью к нам заглядывал этакий сельский зомби. За время своего пребывания в этой деревушке я повидал всякого. Жизнь в глухих местах не та, что в городах. Волей не волей начинаешь верить в то, что раньше считал сказками. Страх почему-то тоже пропал. В доме Иваныча, с такой легкостью прогнавшего нежить, я чувствовал странную защищенность.

Утром я увидел, как хмурые мужики закапывают свежеразрытую могилу. Позже пришел Иваныч, и ворча что-то себе под нос, посыпал могилу собранными в лесу травками.
Вечером, за кружкой крепкого травяного чая, у нас с дедом состоялся серьезный разговор. Отхлебывая терпкий отвар из кружки, он начал свой рассказ.
- Ты, молодежь, на меня так не смотри, а лучше послушай чего скажу. Недоброе нынче время. Видишь вот, бродуны появились. Не держит земля мертвецов больше.
- Так выходит это не первый покойничек? - решился спросить я.
- Не первый, да и не последний. - старик вздохнул - Зимой хуже будет. Ты главное вот что запомни, когда лес молчит - беда грядет. Не шатун, не леший, нет. Этих прогнать можно, да договориться. Ох чую, старый, зиму нам пережить сложно будет.
Иваныч кряхтя поднялся с лавки.
- Ты сейчас спать иди. Завтра учить тебя начну. Серьезно учить. Не сладить мне одному с бедой.
Так и начались наши с ведьмаком первые серьезные уроки. Дни напролет мы проводили в лесу. Иваныч рассказывал мне многое из того, что совсем недавно я бы счел фольклором. Но тем не менее уроки я усваивал, впитывая новые для меня знания, как губка.
Бродуны появлялись еще не раз, но к дому Иваныча старались не подходить. Обычно дед как-то сам чувствовал, когда мертвецы выходили из могил, хмуро собирался, брал меня с собой, и мы шли прогонять того, кому положено спать вечным сном. До кольев и прочих атрибутов, так любимых всевозможными баюнами, впрочем не доходило. Обычно хватало крепкого словца и сурового взгляда из под кустистых седых бровей, и мертвец, склонив голову, сам брел обратно на кладбище.
Вскоре я уже не боялся ходячих покойников, и, однажды ночью сам отправил забредшего в наш полисадник зомби на погост. Старик вышел из хаты, посмотрел на меня гордым взглядом, что-то довольно пробурчал под нос, подмигнул, и, поглаживая бороду, зашел обратно.
Стало заметно холодать. Небо опускалось все ниже и ниже, грозя обрушиться на землю миллионами осколков. Вскоре начались метели. Снег накрыл лес белоснежным покрывалом, преобразив его до неузнаваемости.
Мы с Иванычем очищали дорожку к двери хаты от снега, когда раздался громкий женский крик. Побросав лопаты, мы бросились на звук, исходивший откуда-то из леса. Остановившись у первых деревьев, мы слушали. Отзвенев заблудившимся меж стволов эхом, крик затих. Осталась тишина. Лес молчал.
Даже зимой в лесу не бывает полной тишины. Скрипят, под грузом снега, тяжелые ветви, нет-нет, да и пробежит зверек, птица зловеще заухает в кронах. Сейчас-же нас встретила тишина, от которой начинали болеть уши.
Подняв взгляд, я увидел, как над лесом расползается черная туча, вспучиваясь вспышками молний. Бросив взгляд на Иваныча, я увидел в его глазах решимость... и отчаяние.
- Оно пришло? - я не сомневался в ответе, просто хотел хоть немного развеять мертвую тишину.
- Да, молодежь. Надвигается беда.
- Мы выстоим?
У старика предательски дернулась щека.
- Выстоим, чай не пальцем деланы.

У кромки леса, вглядываясь в надвигающуюся смерть стояли два человека. Старик и молодой мужчина. Стояли, гордо выпрямившись, бросая вызов клубящейся туче, словно цунами катящейся на них. Вот они одновременно вскинули руки и сгинули в навалившейся на них черноте.
Туча бросалась на деревню, как бойцовский пес на жертву, но не могла поглотить ее, будто разбиваясь о невидимую стену. Туча беззвучно рычала, сверкала молниями, подступала со всех сторон. Но этот орешек явно был ей не по зубам. Сверкнув на прощание особенно ярко, чернота рассеялась, будто ее и не было.
У кромки леса лежали два изломанных тела. Старик и молодой мужчина.
Их похоронили рядом, ведьмака и его ученика. Двух маленьких людей, спасших деревню от большой беды. Когда убитые горем люди были готовы расходиться, в воздухе тихо прозвенело:
- Мы выстояли, Иваныч!
- Выстояли, молодежь...

Наука 'Икс'

9 августа 2011 г. от Р.Х., Россия, Санкт-Петербург 

Вчера, зайдя в магазин, где продают подержанные книги, я заметил один томик, привлекший мое внимание. Потрепанная черная обложка с вытисненным (когда-то красным, судя по всему, цветом) названием - “Наука ‘Икс’”.
Открыв книгу на первой странице, я прочитал интригующую аннотацию, общий смысл которой сводился к тому, что представления современного человека об устройстве окружающего мира в корне не верны и в этой книге рассмотрены основные аспекты так называемой Науки ‘Икс’, предполагающей правильную трактовку законов и закономерностей.
Опустив взгляд ниже я увидел год издания: 1978, г. Навь. Больше ничего - ни авторов, ни издательства, ни какой-либо иной полезной информации. Да и название городка меня несколько смутило, я помнил кого в славянской мифологии называли навьями.
Меня всегда привлекали всякие странные вещи и, ничтоже сумняшеся, я приобрел книгу, благо цена на нее была чисто символической.
Сегодня я прочитал часть первой главы и решил, что все мои исследования касательно данной вещи буду заносить в некое подобие дневника.
К слову, утром я безуспешно гуглил странный городок и даже был осмеян на паре форумов, на которых решил задать вопрос. Согласно мнению большинства - городок Навь не существует и вряд ли когда-либо существовал.
Ну да ладно, суть не в этом. Вернусь непосредственно к тексту, из-за которого я и решил записывать мои изыскания. В первой главе говорится о том, что человек открывает новые вещества и химические соединения, но даже не догадывается о том, как правильно их использовать, об их истинном строении и предназначении.
Цитирую:

“...Кто бы мог подумать, что из простого аспирина и пенициллина можно приготовить мощнейший афродизиак?”. 

Далее приведены ингредиенты (к слову их можно приобрести в любой аптеке без рецепта) и простенькое руководство по приготовлению.
Заинтригован. Завтра схожу приобрету все необходимое и обязательно опробую.

10 августа 2011 г. от Р.Х., Россия, Санкт-Петербург 

Немного разочарован. Как и следовало ожидать никакого афродизиака не получилось. К черту эту книжку. Предполагаю, что на этом мои записи и закончатся. Ухожу играть в покер с друзьями.

12 августа 2011 г. от Р.Х., Россия, Санкт-Петербург 

Вашу мать! Оно работает! Вчера проснувшись после вечернего загула, я решил попробовать еще раз! Видимо в первый раз я ошибся в пропорциях! Господи, у меня была лучшая ночь в моей жизни!

13 августа 2011 г. от Р.Х., Россия, Санкт-Петербург 

Итак, слегка отойдя от эйфории я приступил к дальнейшему прочтению. Чем дальше тем интереснее:

“...Однако при помощи определенных операций можно отключить некоторые потребности человеческого организма без побочных эффектов. Так например, что есть сон? И действительно ли он так необходим человеку? Мы выяснили, что при помощи некоторых средств можно отключить и эту потребность.” 

Далее идет перечень ингредиентов. Мда, тут явно побольше и посложнее. Придется повертеться.

Ушел к знакомому врачу за рецептом.

14 августа 2011 г. от Р.Х., Россия, Санкт-Петербург 

Выпитый вчера вечером эликсир кажется работает. Возможно как сильнодействующий энергетик, но сна нет ни в одном глазу, несмотря на сутки бодрствования. Кажется мне в руки попал кладезь ценных знаний.

Как выяснилось, одной химией Наука ‘Икс’ не ограничивается. Следующая глава кажется посвящена физике:

“...Если мы можем задать положение гипотетической точки в трех осях одним движением, то почему бы оперировать не точкой, а неким физическим телом. В следующей главе мы рассмотрим перемещение человека...” 

Шокирован. Да чтоб меня! Если это сработает... Страшно подумать, какие возможности предоставляет эта книга.

Господи, приведенные далее формулы превосходят все выученные мной в институте вместе взятые (я технарь), уравнения Шредингера кажутся чем-то элементарным.
К слову, для расчетов даны основные физические константы... Гм... Сказать что они отличаются от общепринятых значит ничего не сказать.

Уф. Четыре часа... Гребаные четыре часа расчетов. Так и крышей поехать можно. Попробуем.

14 августа 2011 г. от Р.Х., где-то на Тибете 

Вашу мать...

14 августа 2011 г. от Р.Х., Россия, Санкт-Петербург 

Слава богу что я не ошибся в формуле возврата. Спуска с этой “крыши мира” я бы не выдержал. Стоило для пробы переместиться к ларьку за пивом.

Нет. До ларька - пешком. Мне надо выпить, привести мысли в порядок.

15 августа 2011 г. от Р.Х., Россия, Санкт-Петербург 

Так. По порядку. Эликсир отключающий сон похоже все-таки работает как и было написано. Я по прежнему полон сил, несмотря на двое суток без сна.
Стараюсь сдерживать эмоции. Учитывая какое сокровище попало мне в руки...

“...В предыдущем примере мы рассмотрели перемещение физического тела в трех осях. Теперь добавим четвертую - время. Как следует из стандартных представлений о времени - эта ось независима от прочих. Это неверно.” 

Мда... Похоже они не шутили по поводу альтернативной таблицы умножения... О мой бедный мозг.

4 мая 1345 г. от Р.Х., Британия, Йорк 

Так вот как выглядели средневековые крепости в эпоху своего величия... Слов нет, чтобы описать.

Здесь немного жутковато - нет ни людей, ни животных. Нет ветра и солнце не двигается с места. Вспоминаются “Лангольеры” Стивена Кинга. Как-то не по себе.

Вот что говорит книга:

“...Перемещая тело по оси времени мы помещаем его в некую статическую точку.” 

Понятно, что ничего не понятно. Становится все больше не по себе, пора возвращаться.

6 сентября 2011 г. от Р.Х., Россия, Санкт-Петербург 

Прочитал почти всю книгу. Это ужасно. Все, что там описано - работает! Я не сплю уже почти месяц. Две недели назад я отключил потребность в пище и воде. Почему-то стало немного страшно. Никогда не был особенно верующим, но это как-то... неправильно. Эйфория пока сильнее страха, я читаю и не могу не испробовать очередной фокус... Нет, не фокус. Знание.
Теперь у меня есть мое собственное карманное измерение, отстающее на секунду, где я храню самые ценные вещи... ну... то есть книгу и этот дневник.

К слову. С книгой творится что-то странное. Она стала заметно толще. На первой странице появилась надпись “Том Первый”, хотя раньше ее не было, я точно помню.

7 сентября 2011 г. от Р.Х., Россия, Санкт-Петербург 

Я думал, что после прочитанного уже не смогу ничему удивиться, но и тут меня ждал сюрприз! Книга! Она поделилась. Теперь у меня два тома “Науки ‘Икс’. Второй том имеет год издания 2011 и похоже содержит интерпретацию всех знаний полученных человечеством с 1978 года. Хех, то-то я удивлялся, что нет ни слова про компьютеры.

Эйфория от всемогущества почему-то все чаще сменяется депрессией. Мне больше не доставляет удовольствие то, что я делаю. Ха, а сколько времени я провел в своем карманном измерении, создавая из воздуха огненные шары и представляя себя Мерлином...

Что-ж, информационное пространство конечно не закат Римской Империи, но я прочту.

2 января 2012 г. от Р.Х., Россия, Санкт-Петербург 

Снова звонил этот человек. Представился доктором каких-то-там наук, распрашивал, откуда я знаю о Нави. Говорил, что видел мои прошлогодние сообщения на форуме. Нагрубил ему и повесил трубку. Нет настроения с кем-то говорить. Я изменился. Осталась последняя глава второго тома. Не хочется думать, что я буду делать, когда прочитаю до конца.

Вот бы вновь почувствовать удовольствие от сна в теплой постели и вкус пищи...

3 января 2012 г. от Р.Х., Россия, Санкт-Петербург 

Этот псих как-то узнал где я живу! Барабанил в дверь, кричал, что книга опасна и я - “лишь инструмент в их руках”. Да пошел он.
Позже обнаружил под дверью записку. Бред сумасшедшего и откровенная шизофазия. Что-то про то, что я не должен помогать им дополнять книгу, что-то про брата этого старика, пропавшего тридцать три года тому назад...

Почему-то очень холодно... В квартире хорошее отопление, но холод безжалостно грызет кости.

2 сентября 2011 г. от Р.Х., 19.45 - 1 секунда, Россия, Санкт-Петербург 

Последняя страница...

“Редакция благодарит читателя за вклад в развитие Науки ‘Икс’, мы надеемся, что вам понравился наш труд и желаем удачи в ваших начинаниях.” 

Черт! Черт! Черт! Я как всегда читал книгу, удобно устроившись в своем карманном измерении. Дочитав последний абзац, оказавшийся странным напутствием, я положил ее на полку, отвернулся... И она пропала! Черт! Книга пропала!

Очень холодно и страшно. Все формулы вылетели из головы. Я тысячу раз пользовался ими, а теперь оказывается, что я даже не могу вспомнить простейшую константу! Ну что мне стоило записать основные формулы в этот дневник! Черт!

А я ведь сам вырыл себе могилу. Мне очень страшно... Как и прежде солнце не двигается с места. Воздух какой-то затхлый... Похоже я застрял в этом теплом и таком холодном осеннем вечере.

Стараюсь не терять присутствия духа. Пытаюсь вспомнить формулу возврата.

Бесполезно. Простите меня...

Не знаю сколько я уже торчу здесь. Сложно мерить время там, где не идут часы. Но сейчас я вижу кое-что странное. Пишу это, сидя на скамейке вокзала, перед призывно открытыми дверьми поезда. Тысячу раз проходил мимо этого места и готов поклясться - раньше его здесь не было. На табло горит надпись - “Санкт-Петербург - Навь”. Похоже мне пора отправляться...

Зачем?

Взгляд наружу брошенный,  
да не в добрый час. 
Скованный, изношенный 
взгляд потухших глаз. 
Раненый, не пойманный, 
умерший во сне. 
Сломан да не сломленный 
силуэт в окне. 
Вспомнить-то и нечего: 
жил или не жил. 
Чашей горя вечного 
свой удел испил. 
Бродит неприкаянный 
по ковру грехов. 
И стучит отчаянно 
в темное окно. 
Где-же ты, пропащая, 
глупая мечта? 
В черством сердце спящая 
мертвого шута. 
Смята да изломана 
дерзкая душа. 
Под семью оковами 
искоркой кружась.

Идея

Сегодня он пообещал себе написать добрую сказку. Не пугающую историю в стиле братьев Гримм, а веселую сказку с хорошим концом.
Дело в том, что он не мог не писать. Будто кто-то вкладывал в его голову идею, которой там было слишком тесно. Ему казалось, что если он не выплеснет ее на бумагу, то его голова взорвется, лопнет, как перезревший плод, пачкая стены яркими веселыми каплями крови, кусочками мозгов и белесой костяной крошкой.
В молодости он хотел писать детские сказки. Про волшебников, принцесс и принцев, которые побеждают зло и потом живут долго и счастливо. Но в мире того, кто заставлял его писать, казалось не было места радости.
Из под его пера выходили самые разные истории. Но их всегда объединяла давящая атмосфера безысходности, отчаяния и страха.
Однажды он попробовал не марать бумагу квинтэссенцией мерзости, родившейся в его (или не его?) голове. Он упорно обходил стороной комнату, где стояла старая печатная машинка. Он затыкал уши, чтобы не слышать, как бьется о стенки черепа и вгрызается в его плоть изнутри такая материальная идея.
Головная боль нарастала. Сначала она отдавалась в висках стуком десятков молоточков. Затем тупым пульсирующим давлением в затылке. А потом будто прорвало плотину. Боль нахлынула на него бушующим потоком, изломав и раздавив как букашку.
Он не помнил как ему удалось доползти до машинки, как он взобрался на стул и напечатал первые слова истории. Но как только первые буквы заняли свое место на чистом листе, боль ушла.
Но он не смирился. Вскоре он попытался отрубить себе пальцы. После написания очередного рассказа, оставившего после себя горький привкус желчи во рту, он пошел на кухню, и, сжимая в руке нож, изо всех сил ударил себя по ладони. Боль не заставила себя ждать, но сильнее жжения в покалеченной руке была пульсирующая мигрень. Корчась на испачканном кровью кафеле, он думал, что умирает. А потом встал и написал еще один рассказ, оставляя на бумаге бурые разводы подсыхающей крови.
Но он знал, сегодня особенный день. Мигрень подступала, готовясь сжать его голову стальными тисками, но на этот раз он придумал кое-что особенное.
Усевшись на стул, он взглянул на печатную машинку, которая скалилась на него зубами-клавишами, и улыбнулся.
Идея впивалась в его мозг голодным волком, но он не собирался воплощать ее в жизнь. Он собирался написать добрую, веселую сказку.
“В тридевятом царстве, в тридесятом государстве...” - его пальцы привычно барабанили по клавишам, возводя прекрасный дворец из слов, где жили принц и принцесса.
Боль ударила в затылок, заставив его издать тихий стон. Но на этот раз он не собирался поддаваться.
Первый абзац занял свое место на листе. Первый абзац доброй, веселой сказки о принце, победившем злого волшебника и спасшем свою возлюбленную из его лап.
Он продолжал писать, не обращая внимания на боль, которая разрывала его на кусочки.
Глаза заволокло красной пеленой, но он должен был закончить.
Он почувствовал, как что-то горячее течет у него по лицу. Кровь сочилась из его глаз и ушей, но он продолжал писать.
Уже проваливаясь в небытие, он ударил по клавишам.
“И жили они долго и счастливо.”

Его нашли почти сразу. Двое полицейских осматривали квартиру, пока санитары запаковывали его тело в черный пластиковый пакет.
- Похоже он что-то писал, перед тем как умер.
- Предсмертная записка?
- Не похоже. Скорее какая-то художественная писанина - пожал плечами полноватый полицейский и равнодушно зачитал первый абзац с листа, лежащего рядом с печатной машинкой - “Сегодня он пообещал себе написать добрую сказку. Не пугающую историю в стиле братьев Гримм, а веселую сказку с хорошим концом...”