Ррох

В его мире не осталось ничего кроме боли, страданий и отчаяния.
Он пришел когда люди разучились быть счастливыми, когда предательство стало цениться больше чем верность, когда друг готов был втоптать друга в грязь ради какой-то мелочи. Новый бог, новый отец. Ррох.
Он пожрал старых богов, проглотил надежду, выпил счастье, оставив лишь безнадегу и ужас. Ррох стал единственным правителем и владетелем. Жестоким и несправедливым. Таким, какого и желали люди.
Ррох шептал влюбленным на ухо, побуждая тех убивать друг друга. Ррох склонял к отцеубийству, насилию, жадности и ненависти. Ррох требовал крови и получал ее сполна. И в итоге он добился своего.
Он добился того, что каждый росток счастья был безжалостно задушен. Каждое радостное мгновение было растоптано и предано забвению. Каждый лучик света был объят тьмой.
Ррох был доволен. Лежа на горе из костей, он наслаждался плодами своей работы, пил отчаяние, как доброе старое вино. Ему даже не пришлось особенно стараться, всего лишь небольшой толчок, и мир покатился во мрак. Практически все за него сделали люди.
Люди... Ррох смаковал это слово. Люди желают счастья, но сами загоняют себя в бездну страданий. Люди боятся боли, но с радостью причиняют ее ближнему своему. Люди... Просто люди.
Вдруг Ррох ощутил, как что-то изменилось. Что-то случилось там, внизу, под клубящимися облаками горя. В мире жестокого, кровожадного бога кто-то осмелился быть счастливым.
Низкий утробный рык заклокотал у него в горле и бог устремился туда, вниз, желая собственными, налитыми кровью глазами, взглянуть на дерзкую букашку, решившую взрастить счастье в своих ладонях.
Одинокая искорка превратилась в лепесток пламени, когда мечущийся бог приблизился к источнику противного ему чувства. Щурясь и протягивая лапы в страстном желании задушить, погасить, уничтожить единственное счастливое создание в своем мире, Ррох увидел ребенка.
Простого человеческого ребенка, одинокую маленькую фигурку среди руин. Не было ничего, что могло бы сделать его счастливым, но тем не менее ребенок улыбался. Он улыбался затянутому черными тучами небу, мертвым деревьям и травам, покрытым пылью обломкам. Он был счастлив не из-за, но вопреки. Он был счастлив просто так.
Ррох остановился в замешательстве. Его шерсть встала дыбом, а вывернутые губы приподнялись в оскале, обнажая клыки. Пламя простого детского счастья слепило его, заставляя щуриться и пятиться, поджав хвост.
Что-то было не так, что-то было неправильно. Не должно быть такой сильной надежды, такого счастья в мире, где счастья нет. В ЕГО мире.
И тогда Ррох сделал единственное, что ему оставалось. Бог отчаяния, отчаявшийся бог, привыкший действовать чужими руками, мастер убеждения и совращения, сделал то, что должен был.
Возвращаясь в свое логово, на вершину горы из костей, он все еще видел перед собой лицо ребенка и его счастливые глаза. Ррох сделал то, что должен был. Задушил. Погасил. Уничтожил.
Пламя исчезло, и проклятый бог снова занял свое место, владетельным взором осматривая свои земли. Но теперь он понял то, чего понимать не должен был. В мире отчаявшихся, несчастных людей он был самым несчастным и отчаявшимся. Бог безнадеги, несчастный бог.