Беги

- Братишка, нам долго еще идти? Уже не чувствую ног...
- Еще немножко, терпи малыш. Смотри, занялся восток.
  Идем скорей, не смотри назад. Там волки устроили пир.
- Как холодно, братик, и ветер лют, одежка истерлась до дыр.
  Куда мы идем, ведь везде война, и страшен вороний грай?
- Не бойся, мой друг, где-то там впереди, я знаю, спокойный край.
- А мама придет? Ты только не ври... Я знаю, она умерла.
- Она не придет. Не плачь, малыш, она тебя сберегла.
  Теперь лишь вперед, пока не уйдем от грохота и смертей,
  от звона клинков и вороних стай, от хлестких ударов плетей.
- Братишка, идем! Я слышу их, охотничий воет рог!
- Беги малыш! Я их уведу! Беги, не жалей сапог!

Loneliness

Всю свою сознательную жизнь я бежал от одиночества.
Не то чтобы я был совершенно оторван от общества. Отнюдь, у меня были друзья. Но все равно большинство времени я проводил наедине с самим собой.
Родители все время проводили на работе, да и по вечерам я не слишком много с ними общался. Нет, отношения у нас были хорошие, не подумайте. Но все было так, как было.
Да, в свои двадцать с небольшим лет я все еще жил с родителями, что может дать вам общее представление о моей личной жизни. Точнее ее отсутствии.
Я бежал. Бежал как мог. С радостью принимал любые приглашения на пьянки с друзьями, но это даровало лишь временное спасение. Я всегда возвращался. Одиночество догоняло.
На меня удивленно косились, когда я говорил, что ненавижу каникулы и выходные. Конечно, это странно. Но институт давал мне хоть какое-то, призрачное убежище от одиночества.
Потом и его не стало.
Я знал, что все равно в итоге окажусь один.
Я пробовал спасаться, гуляя по городу. Но, как известно, одиночество нигде не ощущается так остро, как среди толпы.
Спешащие по своим делам люди, безразличные лица...
Я бежал. Бежал со всех ног.
Это было все равно, что пытаться убежать от себя самого, от своей тени. Но я не оставлял бесплодных попыток. Я был упрямым, да.
А потом я устал. Безумно устал убегать.
Привет, одиночество. Вот и ты, и вот я. Лицом к лицу. Поболтаем?
- Поболтаем - усмехается одиночество.
Иногда я думаю, что я сумасшедший, но тут-же отметаю эту мысль.
Безумцы слышат голоса из космоса. А я разговариваю не с зелеными человечками, не с, прости Господи, ангелами небесными, не с внутренними голосами.
Нет, что вы. Я нормальный.
Я всего-лишь разговариваю с одиночеством.
Иногда оно лежит у моих ног, свернувшись клубочком, как кот, и тихо мурлыкает.
Иногда оно парит у меня за плечом.
Иногда оно растекается вокруг незримым туманом.
Но я знаю, оно всегда со мной.
Ведь правда, одиночество?
- Всегда... - мурлыкает кот.
- Всегда... - раздается приятный голос за спиной.
- Всегда... - шепчут стены.
Зачем я убегал? Глупый.
Я закрываю глаза.
Теперь я никуда от тебя не уйду.
Мы всегда будем вместе. Ты и я. Мое одиночество.
- Всегда... - шепчет кот.
- Всегда... - мурлыкает голос за спиной.
- Всегда...

Исповедь

Ты помнишь, мой друг, как бросались оскалясь
На вражеских копий зазубренный строй?
И как разбивались о хмурые скалы
Твои корабли той суровой зимой?

Ты помнишь, как холоден был взгляд царицы
Когда возвращались с победой домой?
Как в наши глаза раскаленные спицы
Воткнули и гордость попрали ногой.

Ты помнишь, слепец, как о мести мечтали
Как в страхе цеплялись за призрачный шанс?
Ты помнишь того кузнеца, что из стали
Нам новых две пары выковал глаз.

Как первый палач пал, о смерти мечтая
Провалы глазниц зажимая рукой
Ты помнишь, как очи царицы съедая
Мы грешным телам даровали покой.

Ты помнишь, как позже дворцовая стража
У тела царицы нашла вместо нас
Два черных пятна уродливой сажи,
И пару стальных потускневших глаз.

Нам пора

Сегодня у нее было чертовски много работы. За весь день ей едва-ли удалось присесть и отдохнуть за чашкой крепкого кофе, который она так любила. Работа, работа, работа. И ни секунды передышки, ни малейшего просвета в нескончаемой беготне.
Ей приходилось быть жестокой, оставляя лишь холодный расчет и каждый раз бездушно говоря одну и ту-же заготовленную фразу. Она помнила, что изначально работа изматывала куда сильнее. Помнила, как сидела без сил, уткнувшись лицом в ладони и беззвучно плакала от изнеможения. Тогда она пыталась найти к каждому свой подход, подобрать нужные слова, утешить, успокоить. Но не сейчас. Теперь каждого встречала одна и та-же фраза.
Иногда приходится быть бесчувственной, иначе можно просто сломаться. Стоит поддаться щемящей жалости или состраданию, как вся защита рухнет и она будет снова тихо плакать ночами.
Впрочем ночами тоже полно работы. Работа не ждет, ее не заботит время суток, или позиция звезд. Так и теперь.
Не успев отпить и глотка горячего кофе, призывно дымящегося в чашке, она почувствовала, что должна быть не здесь. Не здесь и не сейчас. Тихонько вздохнув, она расправила полы одежды и накинула капюшон на слегка вьющиеся, белые, как у альбиноса волосы.
Работа не ждет.
Вернувшись на несколько мгновений назад, она оказалась в потрепанной жизнью квартирке, где мучился, умирая от заражения крови юноша, совсем еще мальчик. Корчась от судорог, ломающих его кости как тростинки, в простынях пропитанных потом и болью, он смотрел на нее побелевшими от боли глазами. В его взгляде не было страха, только немая мольба.
Она наклонилась и, придерживая его за подбородок, поцеловала юношу в лоб. Содрогнувшись в последний раз, он затих.
- Нам пора. - заготовленная фраза сорвалась с ее губ прежде чем погас последний вздох больного.
За свою жизнь, если жизнь Смерти можно назвать жизнью, она повидала многое. Пожалуй она видела все самое отвратительное, что только может существовать.
Но может быть сказалась накопленная усталость или сегодняшний день действительно был более длинным нежели прочие, она не смогла сдержать слов утешения.
- Все будет хорошо... Ты умер. - она неловко улыбнулась.
- Я знаю. - юноша смотрел на нее с каким-то странным выражением, будто ожидая чего-то.
- Ты не боишься? - она уже много лет не сталкивалась с такой реакцией. Люди молили, рыдали, даже угрожали, но почти никто не мог принять того, что с ними произошло.
- Всю жизнь я боялся боли, - мальчик усмехнулся - и ты видишь что со мной случилось.
Она взяла его за руку.
- Идем.
- Куда?
- Туда, где не будет больно. - она тепло улыбнулась ему. Искренне, впервые за вечность. - Ты любишь кофе?  

Ноль

В переполненный автобус, где люди изнывали от жары и запаха пота, повисшего в воздухе почти осязаемой пеленой, вошел юноша лет восемнадцати на вид с увесистым рюкзаком за плечами. Вроде бы ничего особенного - обычный студент спешит по своим делам. Однако было в его глазах что-то странное, какая-то отчаянная уверенность и фанатичный огонек, придающие его лицу особое, одухотворенное выражение.
- Да куда ж ты прешь-то?!
- Вот молодежь пошла!
Протискиваясь вглубь салона юноша тихо извинялся за причиненные неудобства. Акцент наравне со смуглой кожей и темными волосами выдавал в нем уроженца южных республик.

Хасан знал на что идет. Его старший брат и наставник, Абдул, много говорил с ним об этом. Рассказывал и показывал. И в конце концов добился того, чтобы в сердце юноши воспылала священная ненависть. Он знал, что придет его час, но не думал что так скоро. Сегодня утром Абдул вручил ему рюкзак и сказал что делать.

- Мама, мы скоро приедем? - маленькая девочка сидящая на руках у изможденной женщины любопытно крутила головой.
- Да милая, уже почти, потерпи немножко. - женщина погладила дочь по голове.
- Мама, а доктор мне поможет?
Дарья не знала что ответить на такой, казалось бы, простой вопрос дочери. Поможет ли ей доктор? Господи, как она на это надеялась. Ей не хотелось думать, что рак - это приговор. Наука-же не стоит на месте, должны быть новые средства лечения, хоть что-то.
- Конечно поможет, солнышко. - женщина прижалась щекой к головке дочери.

Хасан стоял за спиной женщины и кусал губы.  О Аллах, как же он надеялся что в автобусе не будет детей. Но он должен, все равно должен это сделать. Пусть шакалы знают, что с его народом не стоит шутить и заигрывать. Послушный щенок может вырасти в волка.

- Дядя, не грусти - Хасан поднял голову и увидел что девочка смотрит на него. - Посмотри, солнышко светит.

Нет! Не поддаваться! Ненависть, где-же ты, священная ненависть, что пылала в его сердце всего несколько минут назад.

- Все будет хорошо, главное не плакать, я знаю.

Хасан невольно улыбнулся.

Сколько на часах? Двадцать секунд.

Автобус так кстати затормозил на остановке. Еще раз грустно улыбнувшись, Хасан пулей рванулся к дверям.

Десять.

Вылетев из автобуса он побежал так, как не бегал никогда в жизни.

Дальше! Как можно дальше от автобуса! Дальше от людей!

Три.

Ненависть... Какая может быть ненависть?

Ноль.

Позади автобуса, в безлюдном парке, раздался звук мощного взрыва.